Валтасар - [61]

После возвращения в Рал алло я еще съездил в Неаполь, чтобы познакомиться с Густавом Херлингом-Грудзинским. После Франции и Ежи Гедройца Неаполь был вторым центром, где сходились пути нелегальных пришельцев из Польши. Это было так давно, что я уже не помню внутреннего убранства Виллы Руффо, где встретился с Густавом первый раз. Спустя три года[138], живя в Италии постоянно, я виделся с ним довольно часто. Мы с женой приезжали в Неаполь, а он останавливался у нас в Кьявари, по дороге во Францию. Через несколько лет, когда мы перебрались в Париж, он приезжал к нам из Мэзон-Лаффита, где проводил каждое лето.

В Неаполе я пробыл несколько дней. Воспользовавшись случаем, совершил обязательную экскурсию на Капри. Италия была для меня открытием. Я сам удивлялся, насколько мне все интересно. Дни проходили за разговорами в мастерской, а вечерами мы скитались по побережью. Создавая скучные проекты квартир, Богдан находил время для беседы, и я составлял ему компанию, поскольку у меня не было других занятий. Так что эти две недели, проведенные вместе — частично добровольно, частично вынужденно, — сблизили нас. Что же касается наших вылазок, то северо-западное побережье Средиземного моря славится как одно из самых очаровательных мест в Европе. Район этот тянется от Генуи до Сестри Леванте и включает города Санта Маргарита Лигуре, Рапалло, Портофино и Кьявари. Сразу за пляжем начинаются горы, покрытые буйной растительностью, и все города соединены старой наполеоновской дорогой. Зима длится только до февраля, легкий ветерок ощущается даже в самую сильную жару. Тысячи туристов, как обычных, так и очень состоятельных, стекаются сюда из Европы. Тогда, в сентябре, приезжие уже начали возвращаться домой, освобождая для нас место.

Пребывание в Кьявари едва не закончилось для меня плохо. Радушный Бенедетто Ресио предоставил мне маленькую комнату, где я мог ночевать. Там стояла кровать, остальное пространство было заполнено архитектурными чертежами и проектами. Я принял предложение с благодарностью, оно избавляло меня от необходимости терпеть дурацкие замечания графини Марковальди. Кроме того, в моем распоряжении была вся квартира. Однажды днем я пошел в ванную, чтобы побриться и искупаться. Пустил воду, открыл газ и начал бриться. Уже во время бритья почувствовал себя как-то странно. Разделся, влез в ванну, и тут мне стало по-настоящему плохо. Меня одолевала сонливость. Я посмотрел в окно. Во дворе, шестью этажами ниже, играли дети и еще слышался металлический лязг — там находилась мастерская по ремонту машин. «Только и всего?» — подумал я и потерял сознание.

Очнулся я на полу, в другом конце ванной. Дверь — настежь. На мне была пижама, надетая задом наперед. Очевидно, я боролся с этой пижамой. Из ванны через край лилась вода, заливая пол. Но окно тоже оставалось открытым — это меня и спасло.

Потом я осмотрел ванную. Кисточку обнаружил вымытой. По-видимому, уже в полусознании я вымыл ее и положил на место. Так же бессознательно натянул и пижаму. Я убедился, что человек в опасности иногда рефлективно совершает действия, совершенно не связанные с желанием спастись. Так и не знаю, что тогда произошло.

Эта нелепая история не заслуживала бы упоминания, если бы случай был единичным. Однако подобная ситуация повторялась многократно, в разные периоды моей жизни. Точнее — четырежды. И каждый раз я чудом оставался жив. Но не буду рассказывать о трех больницах, в которых я побывал за двадцать лет, и о доброй полусотне врачей.

Наступил октябрь, пришло время уезжать. Погода изменилась, а может, это на меня подействовала сама мысль о возвращении в Польшу. Я собрал свои пожитки — жалкие трофеи, которые в Польше тогда были бесценны как заграничные. Например, твидовый пиджак, парижская косметика, сушка для посуды, еще несколько мелочей. Попрощался с другом и сел в поезд Генуя — Милан — Венеция — Вена.

Вена — последняя станция на западной стороне. Дальше, от границы с Чехословакией и до Камчатки, простиралась загадочная для жителей Запада страна, где местное население, обреченное на гигантскую ложь, могло выжить, лишь придерживаясь двойной морали. Но уже от самой Генуи меня беспокоило другое: не набросятся ли польские таможенники на мои жалкие пожитки.

В Вене — пересадка. Поезд «Шопен» (какое поэтически патриотическое название!) уже ждал меня. В нем сидели поляки — недоверчиво поглядывая вокруг, готовые отразить любую агрессию, откуда бы она ни исходила.

Последний отрезок пути из-за простоев и четырехкратной проверки паспортов растянулся до бесконечности — и вот я наконец в Польше.

Снова в Польше

Мы оформили официальный брак в Катовице 16 ноября 1959 года. Одновременно я подал заявление на выписку из Кракова. Варшава тогда была «закрытым городом», и любой желающий переехать туда на постоянное жительство должен был представить властям веские причины. Я таковые представил, и мы прописались в Варшаве.

Пока я путешествовал за границей, в стране многое изменилось. Владислав Гомулка — Первый секретарь ПОРП, то есть фактически наместник Советского Союза в Польше — показал свое истинное лицо. Началось все раньше, когда в Варшаве закрыли молодежный еженедельник «По про́сту» и жестоко расправились с группой студентов, которые пытались этому помешать. Расправа стала сигналом для тотального свертывания «оттепели». Возвращались прежние времена.