Вальс - [6]

Когда кончилось продовольствие и Лиля с дочерью начали испытывать голод, пришлось высунуться, и тут-то квартиру взяли штурмом.

Если бы это были представители законной власти, то Лиля их как-то сумела бы скрутить. Их все же держал за руки закон, а как оставить закон в дураках Лиля уже соображала.

Но это не были представители закона, это были соседи. У соседей положение было отчаянное. Их было шесть человек, и они жили в одной комнате. Какой-то шакал им сообщил, что Лиля живет на площади выбывшего врача незаконно, бездокументно, и соседи быстро сообразили, что им выпадает шанс, который больше не выпадет вплоть до полного коммунизма. Они все высыпали на лестницу и стали ждать, когда Лиля высунет голову. Они, конечно, понимали, что голод рано или поздно выкурит ее из берлоги.

Как они думали, так и вышло. И только Лиля ступила ногой за дверь, как ей дали в глаз, содрали с нее юбку и кинули с лестницы. Когда Лиля, не совсем еще очухавшись от ушибов почек и черепа, подползла на четвереньках к квартире, квартира уже была занята и даже часть мебели была вынесена наружу.

Лиля вопила и визжала несколько часов, но все напрасно. Не то чтобы соседи были такие уж нечувствительные, что само собой, но ко всему прочему они все были глухие, и родители, и дети — вся семья была глухая, даже глухонемая, мерзавцы. Один только раз глава соседской семьи повернулся лицом к Лиле и сказал: уууууу.

Шел 1961 год. На улице было ни жарко, ни холодно. Лиля забрала дочь и пошла куда глаза глядят. В газетах в то время писалось, что дефицит жилплощади в Москве стал меньше, но граждане этого как-то не заметили. Получив улучшение, они тут же начинали мечтать о следующем.

Но у граждан все же были хотя бы четыре метра на душу, а у Лили опять не оказалось ни одного. Плюс теперь у нее была еще и дочь. Так что у Лили был не просто ноль квадратных метров, но ноль квадратных метров на двоих, что ровно в два раза хуже. Но приходилось довольствоваться тем, что есть. Этого однако хватило ненадолго.

Побродив пару дней по вокзалам, Лиля сообразила, что из этого ничего не выйдет, и решила продать мебель. Мебель во время соседского штурма уцелела. Соседи привыкли к своей и выкинули Лилину, то есть врачеву мебель на лестницу. После двух дней антракта Лиля вдруг вспомнила про мебель и жутко заволновалась. Мебель должны были украсть. Может быть, уже украли.

Со всех ног Лиля рванула назад. Мебель оказалась на месте. Никто ее пока не унес. Но уже рядом с письменным столом стояла какая-то тварь и чесала пальцем лоб, конечно, раздумывая, как всю эту ценность сволочь куда надо.

Тварь оказалась подлинной женой Лилиного врача. Мебель должна была согласно законам достаться ей.

Они познакомились. И законная жена покойного врача быстро сообразила насчет Лили, тем более что и сама, наверное, недалеко от этого ушла. Короче говоря, после недолгого разговора, она согласилась мебель поделить. Лиле достались письменный стол и какая-то фиговина, на которой в прошлом, когда жила с врачом, Лиля держала телевизор.

Жена врача забрала свою долю и увезла. Лиля осталась на лестнице, не зная, куда везти свою.

В конце концов чутье подсказало ей, что надо все это сдать в комиссионный магазин. Будут по крайней мере деньги. Деньгам, конечно, невелика цена, но все же это лучше, чем ничего. Если повезет, то и деньги можно куда-нибудь пристроить и получить за них какой-то реальный эквивалент. Пусть не квартиру, но по крайней мере какой-нибудь товар в виде вещи.

Сказано — сделано. И тут Лиле жутко повезло. Фиговина, на которой держали телевизор, оказалась семнадцатого века, и цена ей была просто непостижимая. Во-вторых, пахан, который у Лили эту фиговину принял, сказал ей правду.

От суммы денег, которую ей предложили, Лиля совершенно осмурнела. Таких сумм она не только что не видала, но и не слыхала даже, что такие могут быть. Она уже протянула руку, чтобы получить причитающиеся ей денежные знаки, но тут приемщик старой мебели положил палец на губу и вместо денежных знаков сунул ей в ладошку свой адрес, добавив громко вслух, что она должна забрать фиговину из-под телевизора обратно, поскольку это просто кусок дерева.

Лиля растерялась от этой двусмыслицы. Но когда приемщик выбежал за ней на улицу и напомнил, что она должна приехать к нему домой с этой фиговиной, она поняла, что намечается приличное дело и деньги будут.

Нелегко было таскать за собой по Москве малолетнюю дочь и кусок мебели. Но Лиля справилась. И попав в тяжелую ситуацию, сумела принять правильное решение. Она избавилась от дочери.

Она посадила ее на скамейку на Киевском вокзале и сказала, что сейчас вернется. Но вместо того чтобы вернуться, взяла такси и отправилась по адресу, указанному старьевщиком.

Старьевщик жил далеко, в пригороде Москвы, в отдельном доме, хотя и деревянном, но отдельном. Он жил один.

Он объяснил Лиле, что ее кусок мебели будет пристроен куда надо, но его самого больше интересует сама Лиля, чем мебель. Он предпочел бы Лиле ничего не платить, но зато пускай она остается жить в его доме. Ему нужна хозяйка. Тут он спросил про девочку. Лиля отвечала, что девочку она пристроила к настоящему отцу, который так и так на нее претендовал. Старьевщик сделал вид, что поверил, и все устроилось.