Вальпургиева ночь. Ангел западного окна - [43]

Только теперь происходит сотворение человека из дыхания и глины.

И те, кто обладает умом — острым, мыслящим, станут его головой, а те, кто силен чувством — тонким, трепетным, отзывчивым, зорким, станут его чувствилищем!

Так и встанут бок о бок народы, образуя единое тело, каждый со своим обликом и складом, независимо от места обитания, происхождения и языка.

Если бы вы изначально веровали в свою божественность, каждый из вас был бы уже Богом, но вы избрали другую участь и покорились судьбе, которая взяла в руки молоток и зубило — войну и бедствие, — чтобы обтесать упрямый камень.

Вы надеетесь, что устами человека, коего вы именуете Зрцадло, то есть Зеркало, с вами будет говорить Бог?.. Если бы у вас была вера в то, что он Бог, а не только зеркало его, Бог поведал бы вам всю правду о том, что грядет и свершится.

Но по вашей же воле с вами может говорить лишь зеркало, а оно открывает только крохотную частицу истины…

Вы услышите это, но не будете знать, что вам делать… Вы и сейчас не ведаете, что в нескольких словах вам преподнесена ценнейшая крупица того тайного знания, какое только может вынести смертный!

— Так чем кончится война-то? Кто победит? — прервал своим выкриком лакей пророческую речь лунатика. — Немцы, что ли, пан Зрцадло? Какой же будет конец?

— Конец?.. — Актер медленно повернулся к лакею и недоуменно уставился на него. Лицо одержимого как-то обмякло, а глаза словно помертвели. — Конец?.. — повторил он. — Пожар в Лондоне и восстание в Индии — вот… начало… конца.

Его обступили со всех сторон, наперебой задавая вопросы, но он не сказал больше ни слова, теперь это был бесчувственный автомат.

Русский кучер прятал свои остекленевшие глаза, упершись взглядом в пол. Вожжи, с помощью которых он хотел управлять толпой мятежников, были вырваны из его рук.

Игра проиграна… Там, где вспыхнул огонь сектантского безумия, ему, жаждущему власти честолюбцу, не досталось ведущей роли. Какой-то неуловимый призрак сбросил его с козел и взял вожжи в свои руки.

У Поликсены устали глаза, и, чтобы восстановить силу зрения, она погрузила взгляд в черноту ямы, вокруг которой сидели заговорщики. Она и так уже чуть не ослепла от резкого света ацетиленового факела прямо над головой Зрцадло.

В полумраке то и дело вспыхивали отсветы пламени, почти обжигавшие сетчатку глаз.

И Поликсене казалось, что в мерцающем пространстве роятся уже иные существа, из глубины появлялись какие-то призраки, которые из-за переутомления зрительных нервов принимали знакомые черты. На нее надвигались исчадия омрачавшей душу Вальпургиевой ночи.

Поликсена чувствовала, как лихорадочно трепещет в ней каждый нерв, как ее бьет дрожь какого-то странного, еще ни разу не испытанного возбуждения.

Слова актера продолжали звучать бесконечно повторяемым эхом и будили в ней ощущения, которые прежде были вовсе не ведомы ей.

Люди внизу, казалось, тоже были сами не свои, словно в них вселился бес фанатизма. Она видела исказившиеся лица, руки, кромсающие воздух в дерганой, неестественной жестикуляции, слышала вопли: «Бог говорил с нами!», «Я — Бог!», «Он сказал: я — Бог!»

Оттокар безмолвно стоял, прислонившись к стене; в лице ни кровинки, взор мерцающих отблесками огня глаз прикован к фигуре актера, которая казалась вырубленной из камня.

Она вновь задержала взгляд на черном зеве и содрогнулась: из глубины поднимались уже не просто образы, всплывала окутанная туманом призрачная жизнь, и это не игра огненных бликов… вот — Оттокар, а вот — его подобие, тень прошлого со скипетром в руке!

Потом удалось разглядеть человека в ржавом шлеме с черной повязкой на глазах, какую носил Ян Жижка, главарь гуситов, а это — ее нельзя было не узнать — графиня Поликсена Ламбуа, лишившаяся рассудка здесь, в этих стенах; только теперь вместо богатого наряда — серая тюремная роба, а на лице — жуткая улыбка сумасшедшей. И еще какие-то люди. Все они разбредались по освещенному факелами помещению, смешивались с заговорщиками, едва не задевая их, но не замечаемые ими.

А двойник Оттокара слился с ним самим. Тем временем человек в шлеме обогнул Зрцадло и исчез за его спиной, и тут лицо актера пересекла полоска тени, очень похожая на черную повязку слепого гусита, а ржавый шлем преобразился в шапку нечесаных волос. Призрак графини подскочил к русскому и стиснул руками его горло. И тот, казалось, почувствовал смертельную опасность и захрипел, хватая ртом воздух. Фигуру графини постепенно стирал яркий свет факелов, но белые пальцы, должно быть, все еще сжимали горло.

Поликсена поняла немой язык этих теней и то, что они хотели сказать ей. Всю энергию своей воли она направила на Зрцадло. Авейша. Вспомнился рассказ азиата.

Почти в тот же миг актер как бы очнулся, начал жадно и шумно втягивать ноздрями воздух. Увидев такую разительную перемену, все в испуге попятились.

Кожевник своей узловатой рукой указал на черную повязку.

— Ян Жижка! Ян Жижка из Троцнова! — закричал он.

— Ян Жижка из Троцнова! — громким шепотом повторяли остальные.

— Ян Жижка из Троцнова! — визгливо ужаснулся лакей и закрыл ладонями лицо. — Богемская Лиза говорила, он должен вернуться!