Валькирия революции - [49]

До отплытия парохода, на который были заранее взяты билеты, оставалось еще две недели, и Шляпников уехал в Швецию завершать свои дела: он был занят отправкой в Россию нелегальной литературы. Ни о чем его не предупредив, Коллонтай поменяла билеты на более ранний рейс, и они с Мишей уехали одни. Сбежали… Вернувшись, Шляпников нашел письмо, которое она оставила в отеле: «Так надо. […] Когда-нибудь ты поймешь мои материнские чувства. […] Если хочешь, приезжай. Но потом…»

Шляпников не приехал. На его горькое письмо, где он невпопад упрекал ее в ревности, она ответила не менее горьким: «Не знакомо мне чувство ревности, как не знакомо и то, что люди зовут любовью к родине. Эти ощущения атрофированы. […] А нам… Нам просто пришла пора расстаться». «Твой, пока муж, Санька», — подписался он под очередным письмом. Но очередное оказалось последним — перевернулась и эта страница.

Валькирия Революции

В тихом, милом Хольменколлене воистину трудно было поверить, что где-то идет война, гибнут люди, что на родине зреют такие события, которые очень скоро перевернут весь мир. В Норвегию Коллонтай вернулась одна — Миша остался в Соединенных Штатах исполнять свою миссию. До полей сражений там было далеко, и сознание того, что он в безопасности, несло душевный покой, позволяя целиком отдаться писанию статей и брошюр, заказы на которые шли теперь бурным потоком. Шляпников, поняв окончательно, что возврата к прошлому нет, уехал в Россию, возглавив по поручению Ленина Русское бюро ЦК, главный штаб которого находился по-прежнему за границей. Или, попросту говоря, в квартире Владимира Ильича.

Неизбежность грядущих перемен была очевидной, и сразу же по возвращении из Америки Коллонтай стала писать пропагандистскую брошюру «Кому нужен царь и можно ли без него обойтись?». Предвидя неизбежное падение царизма, она отразила в брошюре будущую тактику Ленина в традиционных для большевиков того периода выражениях: «Мало убрать царя. Надо вырвать власть у тех, кто прикрывался царем, — бюрократов, чиновников, помещиков, капиталистов, и передать власть народу». Как эта «передача» произойдет, кто будет считаться «народом», которому власть достанется, — об этом, естественно, в брошюре не было ни слова. И зачем? Партия, объявившая себя народной, как раз и была тем самым народом…

Коллонтай еще дописывала последние страницы брошюры, когда газеты принесли ошеломительную весть из Петрограда: в России революция, царь отрекся от престола, брат царя тоже, создано Временное правительство… В спешном письме из Швейцарии Ленин требовал от Коллонтай немедленно возвращаться в Россию и сообщал, что стремится к тому же. Александре это было проще, чем Ленину: всего лишь пересечь нейтральную Швецию, тогда как ему — воюющую Германию. Известно, что уже через несколько дней после февральской революции в России к Коллонтай в Христианию приезжали из Стокгольма Яков Ганецкий и из Берлина Александр Парвус. Оба деятеля, замешанные в самых темных операциях большевиков, связанных с тайным получением германских денег, занимались организацией переезда Ленина и его товарищей из Швейцарии в Россию.

Во всех источниках глухо сообщается, что в Христиании они вели с Коллонтай «переговоры о возвращении Ленина в Россию». Уже сама по себе эта фраза, абсолютно лишенная конкретного содержания, побуждает задуматься над тем, что же, собственно, за нею скрывалось. О чем конкретно эти два господина могли «переговариваться» с Коллонтай? Что могло от нее зависеть? Да, Ленин должен был ехать в Петроград через Стокгольм. Но Коллонтай еще несколько лет назад была выслана из Швеции без права в нее возвращаться, жила в Норвегии и никаких серьезных контактов в Стокгольме не имела. У Ганецкого там было куда больше связей: в шведской столице он держал фирму, наживавшуюся на поставках самых разных товаров в воюющую Россию (от стратегического сырья до презервативов для офицеров и солдат). Эти деньги шли на партийные нужды. Ни в какой помощи Коллонтай он нуждаться не мог. А уж Парвус, имевший прямые контакты с германским генеральным штабом, с правительственными и финансовыми кругами Германии, — тем более. Теперь доподлинно известно, что именно благодаря ему и через него шли русским большевикам немецкие деньги для подрыва изнутри царской власти и ослабления тем самым России — противника Германии в войне.

Но зачем-то они все-таки приезжали. Никто и никогда не поставил вопроса: какая острая необходимость привела их обоих внезапно в тихий Хольменколлен к ничего не решавшей Коллонтай? Причем в тот момент, когда они-то и были в центре исторических событий по переброске русских эмигрантов-большевиков в Петроград? О чем они с ней говорили и до чего договорились? История эта весьма загадочна и туманна, но одну версию можно все-таки предложить. Не должна ли была Коллонтай, возвращавшаяся в Петроград еще до прибытия первого эшелона из Цюриха, прихватить с собой не только инструкции, но и крупные деньги на партийные нужды? Если так, то это могли быть только немецкие деньги, ибо доходы от спекулятивных операций фирмы Ганецкого переправлялись из Стокгольма в Петербург по банковским каналам для подставных физических и юридических лиц.