Валькины друзья и паруса - [28]

— Ничего, справимся, — отрезала она. И поинтересовалась: — Всё-таки не понимаю, зачем нужно прятать свой альбом от товарищей?

— От товарищей я не прячу, — сказал Валька.

Анна Борисовна резко повернулась.

— Ты хочешь сказать, что мы, что Лагутина и Юрий Ефимович, — твои враги? Тогда ясно. Значит, ты и на учителя набросился бы, как на Лагутину, если бы он не закрыл твой альбом?

Вот сейчас Валька растерялся. Ничего такого он сказать не хотел и не знал теперь, что ответить. Но Анна Борисовна не ждала ответа.

— В конце концов, ни меня, ни Юрия Ефимовича не интересует твоё отношение к нам как к людям. Но как учителей ты обязан нас уважать. Обязан!

— Учителя и люди разве не одно и то же? — тихо спросил Валька.

— Что? — Она растерянно поднесла руку к подбородку. — Что ты говоришь?

— Ничего, — произнёс он, словно шагая в пропасть. — Я постараюсь… уважать. Раз я обязан.

— Ты думаешь, что ты говоришь?!

Валька думал. Но не ответил.

— Анна Борисовна, — со всей своей вежливостью начал Равенков. — Извините, но по-моему, мы слишком долго говорим об этом… Бегунове.

Валька сам не понял, как это случилось. Будто толкнул его кто-то. Наверно, это прорвалась накопившаяся обида. Он коротко засмеялся и бросил Равенкову:

— С Галкой Лисовских на каток ты всё равно не успеешь.

Несколько секунд все молчали. Даже Равенков, кажется, растерялся. Наконец Анна Борисовна произнесла:

— Ну, вот перед вами весь Бегунов. Во всей красе. — В голосе её слышались довольные нотки. Она словно хотела сказать: Видите, я не ошиблась. — Решайте, — сказала она. — Видимо, Бегунов не чувствует себя виноватым. Он считает себя героем.

Вот уж героем-то он себя никак не считал!

— Какие будут предложения? — спросила Короткова.

Предложений не было. Молчание затягивалось.

— Веди собрание, Короткова, — сказала Анна Борисовна.

Председательница пошевелила губами и вдруг объявила:

— Тогда я сама. У меня предложение. Мне кажется, все всегда очень долго возятся вот с такими… как Бегунов. Я никак не понимаю: если он такой, как он может быть пионером? Ведь пионер — это же… Ведь он же торжественное обещание давал, а сам нарушает. А раз нарушает, то что делать? В общем, я предлагаю исключить, а потом уж с ним разговаривать, если надо. Вот и всё.

— Что? — шёпотом спросил Валька.

— Вот так, — чётко сказала Анна Борисовна.

— Я согласен, — сказал Равенков.

Они что, с ума сошли? Или так просто, решили попугать?

— Будем голосовать? — спросил у Анны Борисовны Равенков.

Валька медленно шагнул от стола. Маленький четвероклассник смотрел на него с испуганной жалостью. Толстая девчонка шевельнула на столе локтем: словно проверяла, удобно ли будет держать поднятую руку.

— Вы же… не знаете, — тихо сказал Валька, — ничего…

Анна Борисовна взглянула на часы.

— Я полагаю, мы знаем достаточно.

А что они знали?

Разве они знали, как ранним утром он стоял на берегу, счастливый, босой, в мятых, кое-как выжатых штанах и чьей-то сухой рубашке, а перед ним разворачивал строй сводный отряд барабанщиков!

Разве они это знали?

И как полыхало на берегу пламя костра, почти незаметное при солнце, но такое жаркое, что на Вальку несло теплом, как из Сахары. Толстая головешка выстрелила в огне, крошечный пунцовый уголёк вылетел из костра и клюнул Вальку в колено. А Валька даже не дрогнул. Потому что барабанщики уже насторожили палочки, а Сандро потянул с себя галстук, чтобы завязать его на Вальке…

— Может быть, объявить выговор? — лениво сказал семиклассник.

— Что значит может быть? — недовольно откликнулась Анна Борисовна. — У тебя такое предложение?

— Ну, предложение.

— Есть ещё предложение: выговор, — сказала она. — Но мне кажется, что Короткова высказалась правильнее. Едва ли выговор заставит его задуматься.

— Кто за то, чтобы исключить? — спросил Равенков.

…А они видели когда-нибудь, как принимают в пионеры под весёлый грохот девятнадцати барабанов?

Девочка в белом переднике подняла руку.

— Раз, — машинально произнёс Равенков. — Что, всего один голос?

— У меня предложение, — начала девочка.

— С предложениями, по-моему, кончено, — полувопросительно сказал Равенков и посмотрел на Анну Борисовну.

— Пусть говорит, — разрешила она. — Говори, Валеева.

— У меня предложение, — сказала Валеева, глядя на плакат «Занимайтесь авиамоделизмом!». — В той школе, где я раньше училась, иногда на месяц исключали, а не насовсем. А потом, если дисциплина хорошая, снова принимали.

— Посмотрим, — сказала Анна Борисовна. — У тебя всё?

Девочка облизнула губы и кивнула.

— Садись.

— Кто за первое предложение? — раздражённо повторил Равенков. — Голосуем… Короткова, считай. Ты же председатель.

— Раз, — начала Короткова, — два…

Толстая девчонка аккуратно укрепила свой локоть на краю стола. Девочка в белом переднике медленно подняла полусогнутую ладошку.

Равенков небрежно вскинул руку к плечу, словно останавливал на улице такси:

— Три…

Стойте! Ну что вы делаете!

— Мы всегда очень долго возимся… — повторила председательница и сама подняла руку.

Глядя на неё, проголосовала и всё время молчавшая девочка из пятого «Б».

— Я воздерживаюсь, — сказал семиклассник и коротко зевнул.

— Что так? — с усмешкой спросил Равенков.