Валить деревья - [7]

Я отпил ещё, подумал о Боге, подумал о Сереже и нащупал во внутреннем кармане куртки Евангелие. Начал листать.

Сберегший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради меня сбережет её.

Не то что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека.

Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою

Пожары

Мы приходим в этот мир одинокими и одинокими уходим из него. И в труду своем, мы тоже одиноки, будь ты рыбаком, писателем, ученым или инженером. Каждый из нас, кто увлечен своей профессией; своим трудом занимается в одиночестве. Но это одиночество не принимается на суд. Когда ты один на один сам с собой, можно хорошенько что-нибудь обдумать, придумать; сделать что-то. Ты сам себе хозяин и можешь вслух поразмышлять о том, что тебя тревожит, если тебя что-то тревожит. Мы одиноки, когда мы читаем или спим или когда думаем, и это нас не беспокоит. Зато когда люди узнают от человека, что тот одинок, в своей жизни; они его либо бояться; либо пытаются, чем ни будь помочь. Наверное, пытаются спасти.

Было три часа ночи. Я стоял в своём дворе укутанный в халат. Тёплая июньская ночь. Бледное чистое небо. На границе поля впереди оградой темнеет лес. Моя полугодовая собака бегает по вчера скошенной траве, с языком наперевес. В доме все спят. В поле в высокой траве крякают две утки, сова ухает в лесу. Соседские собаки спят. Кругом царит тишина и покой. Их нарушают разве что, проснувшиеся птицы, и те иногда замолкают на мгновенье, будто сами прислушиваются к тишине. В этот день, уже после обеда произошло моё знакомство с оставшимся безымянным для меня мужичком. Это произошло по моей вине, но былого не вернуть. Я буду звать его читатель — Фомой. С Фомой я познакомился в соседней деревне, куда поехал в магазин, так как наш был закрыт по причине выходного дня в среду. Вообще — то я хотел посидеть у озера и перечитать Севастопольские рассказы Толстого, но не сложилось. Жена моя с нашей собакой и моими родными остались у озера. Я поехал с младшей сестрой. Машина подпрыгивала на кочках, салон гремел, играла музыка.

Добравшись, я остановился напротив магазина. На входной двери висел замок, видимо продавщица ушла на обед, подумал я. Когда она ушла? Скоро ли придет? Я не знал. Через дорогу чуть позади нас, у забора стоял мужичек. Сестра предложила спросить у него, не знает ли он когда откроется магазин? Я вышел из машины. Незнакомец, увидев меня, перешел дорогу и встал рядом со мной. Немного о незнакомце, точнее о Фоме.

Он был невысокого роста, быть может, метр шестьдесят. В синей старой кепке. Уши были оттопырены и больши. Почти лыс. Волосы виднелись только на затылке. Он был выбрит, кроме усов. Они кончались, свисая на уголках его губ. Губы тонкие. Нос не большой. Голова маленькая приплюснутая. Правый глаз постоянно прищурен, почти закрыт. Глаза были серыми. Одет он был в старую рубаху, давно потерявшую свой цвет. Синие штаны на резинке, которые он частенько подтягивал. Новые синие кеды. Поверх рубахи был пиджак серого цвета. Я думаю, пиджак тот был явно старше меня. У него были красивые будто позолоченные пуговицы, с какой — то гравировкой. Правда, с какой я не разглядел. Он говорил достаточно громко и с выражением и чувством каждое слово. Иногда причмокивал и облизывал сухие губы. Вот каким я встретил Фому. Поначалу его лицо было серьезным, но потом видно, что то, вспомнив он улыбнулся, и глаза его заблестели как у мальчонки.

— не знаете, скоро ли откроется магазин?

Спросил я Фому.

— а да должно скоро. Она, видать, корову доить пошла, скоро придет. Видите! Замок то один висит, это значит, она придет ещё. А когда два замка, это когда товара нет.

— вот как, ну тогда подождём.

Я достал сигарету и закурил. Было солнечно. Теплый ветерок слегка покачивал макушки деревьев, маленькая пчёлка перелетала от цветка к цветку шиповника, что рос справа от меня. Его розовые распустившиеся бутоны прятали в себе маленькую труженицу. Я повернулся к Фоме. Он посмотрел вверх, прищурил левый глаз, глянул на меня. Правой рукой почти коснулся меня, как бы требуя моего внимания и заговорил.

Слушайте ка! А с вами бывало?

— что?

— А вот что! Я раньше — то жил в Андриаполе, ну и вот. А у нас там рынок есть знаете?

— Знаю.

— Ну и вот. Там ещё две остановки есть, знаете?

— Да, припоминаю.

— Так ну и вот. У вас то наверное такого не случалося, а там значит на этом рынке палатка с рыбой. И вот тогда она загорелась! Ух! Горит всё! полыхает! Ну слава богу пожарных вызвали. А пожарные то приехали, и знаете что? (я отрицательно помахал головой)

Пожарные то приехали, а проехать туда не могут! Там то всё огорожено, а огораживать нельзя то. А палатка то горит. Ну и поломали они там всё, потушили. Потом сильно ругались, что всё было огорожено. Вот как. А с вами случалось такое?

— Нет. (ответил я)

— А вот у нас случалось, да. Вот как. Фома опять нахмурился, прищурился и посмотрел вверх. Повторил свой жест рукой и глянул на меня.

— Слушайте ка! А у вас бывало, пожар в доме?

— Нет.

— А вот у меня случалось однажды такое! Я был маленьким совсем, у нас тогда дом чуть не сгорел! Представляете! Дом! Так я нас спас! (Фома улыбнулся и выпрямился горделиво как ребенок) Я тогда хожу по дому, печь мы только затопили. Чую! Запах какой — то. Матушке говорю: «сейчас сгорим!». А она мне всё отстань да отстань. И вот представляете, чуть не сгорел! Как повалил дым из печки обратно! Я матушку за руку и бегом из дома. Но обошлось. Приехали тогда эти и разобрались. (Фома засмеялся.) А ведь как оказалось. Труба то вся в саже этой была, вот дым и обратно пошел. Но как нам потом сказали, что не правильно топим мы. Надо бы мешать сосну с березой, а не отдельно. Тогда и сажи меньше будет. Вот как. У вас то, бывало такое? А у нас да, бывало.