Валгалла: Сага о Гейрмунне - [115]

– Жар не спадает? – спросил у Ветра Стейнольфур.

– Два дня держался, потом спал, – ответил белокурый датчанин. – Рана еще не зарубцевалась. И течет из нее. Поначалу гной выходил, теперь капли почти чистые.

– Рад слышать, – улыбнулся Стейнольфур. – А сейчас надо хорошенько накормить Рафна сыром, мясом и медом и напоить элем.

– Не откажусь, – сказал Рафн.

– А ехать в седле сможешь? – спросил Гейрмунн.

Чувствовалось, что Ветр готов ответить вместо друга, причем отрицательно, но Рафн его опередил.

– Смогу. В этом лесу сдохнуть можно со скуки. Да и с едой туго. Одни белки.

– Тогда поехали.

Они быстро свернули лагерь и помогли Рафну встать. Привыкший к теплу шкур, он дрожал, а на ногах держался не так твердо, как надеялся Гейрмунн. Один в седле не усидит. Поскольку Энбарр был самым рослым и сильным конем в их маленьком табуне, Гейрмунн уступил его Ветру и Рафну, а сам пересел на лошадь Ветра.

Сильный Энбарр легко нес двоих, но качка и ухабы отзывались болью в культе Рафна. Лицо было мокрым от пота, а сам он морщился, но ни разу не посетовал на тяготы пути. Щадя его, воины делали частые остановки, из-за чего пришлось еще раз заночевать вблизи римской дороги.

Приехав в Сиппанхамм, Гейрмунн и его спутники увидели окрест следы сражения. Город стоял на холме. В низинах клубился тонкий туман. Груды гниющих саксонских трупов притягивали к себе ворон, лис и прочих хищников. В воздухе еще ощущался слабый запах дыма погребальных костров, на которых сжигали тела погибших датчан. Гейрмунн пересчитывал обгоревшие поленья и мысленно благодарил Одина за то, что датчан в этом сражении полегло намного меньше, нежели саксов. Пусть Эльфред и спасся, но победа осталась за датчанами.

По пути в город им встретились датские воины и саксонские пленные, копавшие глубокие рвы и возводившие стены.

– Гутрум собирается здесь остаться и укрепить это место, – предположил Эскил.

– Вообще-то, ему стоило бы двинуться на Винтансестр, – заметил на это Стейнольфур.

Эскил кивнул.

Рафна оставили отдыхать в ближайшем питейном заведении. Гейрмунн отправился на поиски Бирны и остальных Адских Шкур, чтобы узнать подробности сражения. Увидев Бирну целой и невредимой, он обрадовался. Да, телом она не пострадала. Но ее сердце по-прежнему скорбело по Торгриму, а душа была подобна холодной яме, которую не заполнишь горячей саксонской кровью. Весть о том, что Рафн жив, обрадовала Бирну, и она отправилась его проведать. Кроме Бирны, в отряде Гейрмунна уцелело двадцать семь бойцов. Тепло поздоровавшись с каждым, Гейрмунн пошел искать родителей.

Он спрашивал у нескольких датчан, где найти Хьёра и Льювину, но всякий раз воины почему-то опускали глаза и просто указывали направление. Подойдя к родительскому жилищу, он понял причину.

Мать сидела в тени вяза, на скамье у стены скромной хижины. Она не заметила его. Некоторое время Гейрмунн наблюдал за ней. Она смотрела куда-то вдаль, но не за пределы города, а еще дальше. Лицо и глаза матери были безучастными, словно хугр покинул ее тело. Когда же она подняла голову и увидела сына, то не сразу узнала. Прошло еще несколько мгновений, прежде чем она очнулась и пришла в себя.

– Гейрмунн, – прошептала Льювина, вставая со скамьи.

– Здравствуй, мама.

Они крепко обнялись и какое-то время стояли так, не произнося ни слова. Гейрмунн знал, что он вскоре услышит, и не хотел этого слышать. Чувствовалось, что и матери не хочется рассказывать. Гейрмунну казалось, будто он стоит у порога, шагнув за который уже не вернется назад.

Мать сильно исхудала. От ее волос пахло погребальным костром.

– А отец? – наконец прошептал Гейрмунн, готовый узнать печальные обстоятельства отцовской смерти.

Продолжая молчать, Льювина еще крепче обняла сына, затем отстранилась. Ее глаза были покрасневшими, но сухими, словно она успела выплакать все слезы.

– Все краски померкли, – призналась она, дотрагиваясь до серебряной броши. – Я чувствую, как в груди бьется сердце, но для меня это лишено смысла. Как может биться мертвое сердце?

– Если бы я был рядом…

Гейрмунн представил отца на поле боя: одного, окруженного саксами, отчаянно нуждающегося в подмоге. Потом представил, как бросается к отцу, готовый сражаться бок о бок. Но все мысленные картины были сродни попытке убежать от волны, которая тебя уже накрыла.

– Окажись я рядом, быть может…

– Молчи, сын мой, – сказала Льювина, дотрагиваясь до его губ. – Ничего бы ты не сделал. Так предначертала судьба.

– Я просил отца сражаться вместе со мной за Уэссекс, – сказал Гейрмунн, отводя материнскую руку. – Еще тогда, в Йорвике. Мы стояли на берегу реки, и я его попросил…

– Так решила судьба, – повторила мать. – Трус убежден, что проживет вечно, если не ввяжется в бой, но перемирия со смертью не заключишь. Помнишь, как Браги повторял эти слова? Гордись тем, что твой отец встретил смерть с честью и мужеством.

В этот миг Гейрмунн почувствовал, что переступил порог и очутился в пустом и темном зале с пустым троном. У него сжалось сердце. Казалось бы, вокруг ничего не изменилось. И в то же время изменилось все. Он только сейчас осознал величину потери.