Валерия - [8]

— Конечно, его жаль, — сказала мадам д'Альбре, — но его мучит больше всего совесть. Эгоизм заглушал в нем сострадание, и он принес вас в жертву, лишь бы избавиться от семейной перебранки и шума. Подумайте только, Валерия: если вы хотите воротиться домой, то время еще не ушло. Полк выходит не раньше четверга.

— Я боюсь воротиться домой.

— Да, и сказать вам правду, эта история выставит вас в неблагоприятном свете, если вы воротитесь домой. Вы причинили много горя сестре моей и ее мужу. Они примут вас уже не так радушно, потому что вы играли их чувствами. После всего, что случилось, вы не можете быть счастливы в вашем семействе. Отец ваш легко может обойтись и с тринадцатью детьми; у него только и состояния, что его шпага. Я все это обдумала прежде, нежели сделала вам предложение, и теперь думаю, что вам лучше всего оставаться здесь.

— Отцу моему было бы легче, если бы он знал, что я жива.

— Я и сказала бы ему, если бы это было возможно.

— Вы правы.

— Кажется.

— Да, — отвечала я, — все это правда, а все-таки я не могу не жалеть о нем. Я последовала вашему совету, но чувств моих уничтожить не могу.

— Они делают вам честь, и я не порицаю вас за них. Только не давайте им слишком много воли.

До отбытия полка в Лион оставалось еще три дня. Я была в сильной печали. Я воображала себе, как мучится отец; я готова была бежать в казармы и броситься в объятия родителей. .. Мадам д'Альбре удержала меня. Теперь мне понятны неосторожность и необдуманность советов ее, но тогда я была слишком молода и легкомысленна.

— Я принесла вам новости, — сказала мадам д'Альбре возвратясь из казарм, куда ездила провожать сестру. — Брат ваш, Август, возвратился, но переведен в другой полк, в Брест.

— Отчего? Видели вы его?

— Да; он был у полковника. Он сказал, что не может оставаться в полку после всего случившегося и потому желает оставить прежний полк.

— А отец?

— Отец предоставил это на его волю. Он чувствует его положение так же, как и зять мой, давший свое согласие на перевод вашего брата. Август ужасно о вас сожалеет. Я думаю, что он поступил хорошо.

— Я не могу о том судить.

— Я поехала домой, когда полк уже выступил и казармы опустели. Вы знаете: полковник выезжает последний. Теперь вы свободны; заключение ваше кончилось, и вы можете ходить по всем комнатам. Прежде всего мы должны заняться вашим гардеробом. Я довольно богата; мы распорядимся этим сейчас же. Позвольте сказать вам однажды навсегда — я не буду повторять этого на словах, но постараюсь доказать на деле — считайте меня матерью; взявши вас из родительского дома, я решилась заменить вам мать. Я люблю вас, потому что вы достойны любви. Будьте же ко мне доверчивы и любите меня в свою очередь.

— Благодарю вас, благодарю вас, — отвечала я, заливаясь слезами и припавши к ней лицом.

ГЛАВА V

Несколько дней я провела спокойно, Мадам д'Альбре суетилась по утрам за устройством моего гардероба. Меня радовали и удивляли вкус и богатство выбираемых ею нарядов.

— Это для меня слишком хорошо, — говорила я, рассматривая вещи одну за другою. — Вспомните, что ведь я дочь бедного человека.

— Да, была, — отвечала мадам д'Альбре, целуя меня в лоб, — но дочь бедного человека пропала, а вы теперь protegee госпожи д'Альбре. Я уже сказала знакомым, что жду из Гаскони молодую кузину, которую взяла к себе вместо дочери. Вы можете называться по-прежнему; в Гаскони нет недостатка в Шатонефах, и они состояли даже когда-то в родстве с фамилией д'Альбре. Я уверена, что если порыться, то можно доказать, что мы с вами кузины. Как скоро вы оправитесь, мы поедем на несколько месяцев ко мне в замок, а на зиму воротимся в Париж. Что, мадам Паон была?

— Да, и сняла с меня мерку для платья. Дайте мне поплакать, — я так много благодарна вам!

Мадам д'Альбре обняла меня, и я оросила слезами ее руку. Через неделю мы поехали в Бретань, в почтовой коляске мадам д'Альбре. Перед нами ехал курьер. Она не жалела денег.

Я должна познакомить читателя с нею поближе. Когда мадам д'Альбре предложила мне свое покровительство, я никак не думала, что она знатная особа; сестра ее вышла замуж за человека средней руки, и во время пребывания ее с мужем в Париже мадам д'Альбре старалась, из деликатности, являться у них запросто; я думала, что она так же, как и они, принадлежит к среднему сословию. Я ошиблась.

Мадам д'Альбре породнилась своим замужеством с одною из знатнейших фамилий Франции. Муж ее умер через три года после свадьбы; детей у них не было, и богатое наследство его досталось жене; желая, чтобы она опять вышла замуж, он утвердил свое имение за ней и ее детьми, а если детей не будет, то за другой ветвью фамилии д'Альбре. Я узнала, что она получает шестьдесят тысяч ливров годового дохода, и что, кроме того, у нее есть замок в провинции и отель на улице Сент-Оноре, которого она занимала, впрочем, только часть.

Со смерти ее мужа прошло уже больше десяти лет, но ни одному из многочисленных ее поклонников не удалось получить ее руки. Ей было тридцать четыре года; она была еще очень хороша собой и принята (что, впрочем, само собой разумеется) в лучшем парижском обществе. Вот кто являлся в казармы так запросто и принял меня под свое покровительство.