Валерий Воронин - преждевременная звезда - [7]
Его игру можно смело принять за единицу торпедовского стиля — типа вольт или ампер…
И Пономарев распоряжался. Тренеры отходили на второй план.
В середине пятидесятых в «Торпедо» заиграли сразу два форварда, превосходившие, на мой взгляд, одаренностью Александра Семеновича. А чуть позже к Иванову и Стрельцову присоединился и выдающийся правый край атаки Слава Метревели… И опять о линии нападения говорили больше, чем о тренерах. Хотя один из тренеров — Виктор Маслов — котировался уже на равных со знаменитостям и своего цеха. И лишь отсутствие побед в чемпионатах мешало до конца понять его истинное величие. Результата этот специалист ждал дольше, чем кто-либо из равных ему по дарованию коллег, но дождался небывалого эффекта, под которым, однако, смог смело бы поставить свою авторскую подпись, уже без ссылок на звезд, определявших уровень игры. Он впервые создал команду — звезду в чистом, то есть оптимально сбалансированном виде.
Буквально за сезон произошло превращение «Торпедо» в суперклассную команду, даже болельщиков самых популярных клубов очаровавшую диктатурой стиля во всех подробностях игры. И убедительным изяществом побед. С чемпионом страны пятьдесят девятого года московскими динамовцами в сезоне шестидесятого торпедовцы встречались пять раз (турнир за чемпионское звание сначала разыгрывался в подгруппах) — и четырежды побеждали при одной ничьей. Тогда же зародился комплекс «Спартака» по отношению к «Торпедо». Игроков автозаводского клуба отличало удивительное отсутствие сомнений в непрерывности своего веселого и фирменного всемогущества. Николай Моношин — воронинский партнер по линии полузащиты — вспоминал, что и после самых ответственных матчей в шестидесятом году ни он, ни товарищи его по команде никогда не чувствовали себя измотанными, выжатыми: с удовольствием поиграли бы еще… И никакого страха перед любым противником — с нетерпением ждали начала матча, чтобы проявить себя в полном блеске. Подобное состояние никогда в последующие годы к ним не возвращалось…
Валерий Воронин образца шестидесятого года не ходил в премьерах, равнозначных Валентину Иванову. Он был не более, чем боевым патроном в обойме мастеров, строго избранных Масловым (даже очень высоко ценимый в «Торпедо» Валентин Денисов, стоящий, по гамбургскому счету, в одном ряду с великими и общепризнанными, не так-то много игр провел в основном составе).
Журналисты ухватились за сочетание Воронин — Моношин. Их непременно вдвоем фотографировали на обложки спортивных изданий, их пытались представить неразлучниками. Но противоречие в игровом союзе Моношина с Ворониным образовалось едва ли не сразу. Моношин восхищал широкую публику — к ней, правда, и годы спустя, примыкает оригинал Владимир Маслаченко, утверждающий, что Валерий скорее дутая величина, а Коля на голову его выше в своем высокотехничном обращении с мячом. Но внутри «Торпедо» его частенько называли «полотером». Кстати, для знатоков журналистская версия о том, что столько значившая для новоявленного клуба линия полузащиты замыкается на Валерии Воронине и Николае Моношине, казалась абсурдной. Они видели, какой неслыханный объем работы совершает Борис Батанов, умевший отпахать и за Николая, которому не хватало выносливости. Кстати, единственный новичок в торпедовском составе Батанов, перешедший из ленинградского «Зенита», был и единственным, кого в сезоне шестидесятого можно выделить наряду с Валентином Ивановым. Борис пришел в «Торпедо» двадцатишестилетним — и в команде, всецело в игровом поведении подчиненной в предыдущие годы Иванову, смело заявил о своей самостоятельности. «Дело не в лидерстве, — говорил мне как-то Батанов, — а в уверенности, что поступаешь правильно. Иванов как привык играть? Он требует: дай ему мяч! И попробуй — не дай… А я возьми и развернись в другую сторону. Вижу: занял он позицию — я ему сразу же мячишко. И он вышел один на один. Забил таким образом с десяточек голов — и больше никогда мне ни слова не говорил.» Когда во Дворце спорта в Лужниках «Торпедо» вручали золотые медали, Валентин Иванов был слегка шокирован ором болельщиков, когда объявили фамилию Бориса. Но, конечно, и в команде-звезде Иванов не переставал быть звездой первой величины.
Сезон шестидесятого принес Моношину популярности несколько больше, чем Воронину. Но у Валерия уже возникли стойкие почитатели. Помню, как знаменитый в будущем писатель-детективщик Георгий Вайнер, служивший тогда в скромной газете «За образцовое обслуживание» (кажется, она так называлась), взял себе журналистский псевдоним: Воронин. С настоящим Ворониным он, между прочим, и познакомился в Доме журналистов. О Валерии вне игрового поля — в сфере отдыха и развлечений — я от Вайнера впервые и услышал…
Впоследствии Николай Моношин не без обиды говорил, что со следующего сезона «Валера стал рваться вперед». Тесть Воронина — человек из артистического мира — настропалял его выйти на первый план. В моношинских словах есть, наверное, резон. Но вряд ли одним влиянием тестя объяснима большая заметность Валерия на поле. Он становился торпедовским мотором, а Николай по своим физическим особенностям мотором быть не мог — и начал выпадать из торпедовской фирменности.
