Валентин Пикуль - [76]

С романом «Три возраста Окини-сан» всё было иначе. На чистый лист без всякого напряжения легла фраза: «Это случилось недавно — всего лишь сто лет назад…»

Изголодавшийся по работе, Пикуль окунулся в повествование с головой. Насколько можно было, бережно и с нескрываемым интересом следила я за необычным изменением уклада его жизни. С интересом — потому что впервые видела настоящую работу писателя.

Над рабочим столом Валентина висел портрет (из коллекции доктора Сукарно) прекрасной японки в национальном костюме, на которую он изредка поглядывал, описывая аксессуары японских одеяний. Были здесь и две фотографии подлинной Окини-сан в фас и профиль. А вокруг: на столе, этажерке, на стульях и даже на раскладушке — стояли, лежали, шелестели раскрытыми страницами книги и журналы, газетные вырезки и фотографии, альбомы и словари, японские разговорники.

Именно разговорники дали удивительную возможность ощутить себя в кругу людей далекой загадочной страны.

— Гомэн кудасай, — извинялась я за своё неожиданное появление в его кабинете.

Уходя на работу, если Пикуль не спал, непременно прощалась: «Саёнаре».

А Валентин Саввич каждое утро, оставляя на столе записку, обращался ко мне: «Тануки…» Честно говоря, это имя принадлежало не мне. Оно как-то постепенно перешло ко мне от чудесного создания, почти ручной шустрой белочки, регулярно приходившей к нам на подоконник, чтобы разделить утреннюю трапезу.

На сердце — покой и внутреннее удовлетворение. Всё на своих местах. Пикуль вернулся на круги своя…

Волнения вызывали только мысли о моих детях. Марина всё лето работала в пионерском лагере пионервожатой, а Витя находился в спортивном лагере, и на дачу приезжали только на выходные. С каким нетерпением, считая дни, я ожидала этих коротких встреч с детьми. С раннего утра начинала колдовать у плиты, чтобы повкуснее накормить детей и идти с ними к морю.

Дети уезжали, и на неделю мы опять оставались вчетвером: Пикуль, я, пёс Гришка и… Окини-сан.

Как-то ночью я проснулась от непонятного шума. В комнате, где работал Пикуль, о чём-то спорили, что-то обсуждали. Я прислушалась. Несмотря на многообразие тембров и интонаций угадывался только голос Валентина. Облокотившись, я подвинулась к краю постели. Через открытую дверь в огромном зеркале над винтовой лестницей была хорошо видна освещённая комната. За столом сидел Пикуль. Жестикулируя и поворачивая голову в сторону воображаемого собеседника, Валентин обсуждал поход эскадры на Восток: в беседе (с присущими им голосами и соответствующими манерами) участвовали Небогатов, Коковцев и Рожественский. Пикуль возмущался, отчитывал кого-то, возражал, отдавал приказы, вскакивал со стула, прикладывая руку к воображаемому головному убору.

Может, это юнга вскакивал при появлении адмирала? А может быть, сам адмирал отвечал на чьё-то приветствие?

Зачарованная, я тогда сразу не поняла, что смотрю инсценировку ещё не написанной главы романа…

Верю, что между близкими душами существует телепатическая связь. Об увиденном я не обмолвилась ни словом. И буквально через несколько дней Валентин сам завёл разговор.

— Тося, — обратился он. — Давай поговорим вот о чём. Когда я пишу, я могу увлечься, что в порядке вещей для «сумасшедшего», — и улыбнулся. — Всякие странности творчества не должны тебя ни пугать, ни смущать. В свою очередь, хочу спросить тебя: могу ли я тебя не стесняться?

— А я уже всё видела… И всё понимаю, и не буду обращать на это внимания. Я пришла тебе не мешать, а по возможности только помогать.

С тех пор он чувствовал себя при мне раскованным и ничего не стеснялся. И не было в том ничего шокирующего, если Валентин Саввич в четыре часа ночи будил меня и говорил:

— Послушай, какую я о нас с тобой частушку сочинил.

И начинал её исполнять хулигански-залихватски, по-матросски озорно, с юношеским задором, танцуя «Яблочко».

Что ты задаёшься, Тонька из Кронштадта?

Я тебя недаром же зову.

Я красивше стану в новеньком бушлате,

Мы в пивной назначим рандеву.

Я такую кралю бусами украшу,

Станешь мармелад один жевать,

Обобьём батистом всю квартиру нашу,

Станем в коридоре танцевать…

Понимаю, что данное творение не войдет в сокровищницу нашей великой поэзии. Но я, ещё не проснувшаяся, полусонная, всегда с восторгом слушала и созерцала его выступления и концерты…

Это означало, что дела идут хорошо, что он чётко видит перспективу. И ради этого я была готова на все, была согласна на недосыпание, на любые трудности и неудобства.

День рождения

Стремительно приближалось 13 июля — день рождения Валентина. За неделю до праздника я спросила Валентина, кого необходимо пригласить.

— Ты всех их знаешь. За время нашей совместной жизни мы с ними уже не раз встречались, — сказал Пикуль и перечислил фамилии.

Я обзвонила всех и пригласила приехать в известный им день на дачу.

Не скрою, я знала, что придут друзья Валентина, и мне очень хотелось им понравиться.

Когда все гости уселись за столом, Валентин Саввич встал и обратился к присутствующим с небольшим вступительным словом:

— Не хочу, — сказал он, — чтобы за моей спиной ходили различные разговоры, сплетни и какие-то недоговорённости. Поэтому официально представляю вам мою жену и прошу в дальнейшем по всем нашим семейным вопросам обращаться к ней.