Валентин Пикуль - [148]

Серебряной медалью были награждены: режиссёр-постановщик А. Муратов, оператор-постановщик К. Рыжов, художники-постановщики Е. Гуков и М. Герасимов, художники комбинированных съёмок Ю. Боровков и О. Плак-син, актёр О. Меньшиков — за создание художественного кинофильма «Моонзунд» (по роману В. Пикуля), производство киностудии «Ленфильм».

Затем «серебряный призёр» и все к нему причастные были оплеваны со страниц «Советского экрана» некоей Аллой Гербер. Больше всех, естественно, досталось Пикулю.

Кинокритик, не являясь историком, судила о «стиле и вкусе популярного автора так называемых (выделено мною. — А. П.) исторических романов». Квинтэссенцией был призыв: «Спасать кинематограф от романов В. Пикуля!»

Сказ о незаконченном романе

Жирная, чёрная, грязная… — таково первоначальное название своего произведения, «героиней» которого он выбрал нефть. Затем Пикуль вычеркивает чёрная и добавляет — страшная… Приписку — красавица, после небольшого раздумья тоже убирает, дополняет эпитетом вонючая. В записке на клочке бумаги, где вместо страшная идет и продажная, Валентин Саввич помечает: «Таково должно быть название с обязательным словом “продажная”».

Кстати, содержание и название именно этого и только этого романа Валентин Саввич держал в строгой тайне — никогда и нигде, ни в каком интервью не упоминал о нём, не делился планами его написания и очень просил меня нигде об этом не проговориться.

И это понятно. Образные и очень ёмкие определения, подобранные Пикулем к извлечённому из глубоких земных недр веществу, обнажали смысловую направленность произведения.

«Реки человеческой крови протекали в одном русле с реками нефти, мазута, соляра и бензина», — гласит одна из заметок, написанная рукой Пикуля. И далее:

«Думаю, — а стоит ли мне бурить скважины в нашем прошлом, если сейчас нефтяная проблема зашла в тупик, а газовые извержения нефтяных продуктов засорили города и загадили лёгкие людей, когда жирная, чёрная и грязная, эта мерзость, подобная реликтовым экскрементам доисторических времен, дает не безобидный керосин наших бабушек, а грозит отрыгнуть отравляющие вещества, перед которыми иприт кажется безвредным кремом для ухода за кожей.

Невольно вспоминаются годы войны, когда мы конвоировали караваны союзников с поставками по ленд-лизу, помню, что в ряду сухогрузов шли и танкеры… Память сохранила облики людей, спасённых после гибели кораблей. Это были уже не люди, а какие-то жуткие комки отвратительной нефтяной грязи со слипшимися глазами, которые сами они уже не могли открыть; желудки спасённых требовали немедленного промывания, иначе грозила смерть, ибо они наглотались мазута, облепившего их снаружи и изнутри уже разрушавшего их организмы.

Я, конечно, не настолько наивен, чтобы декларировать немедленное и абсолютное запрещение нефти, как дурмана нашей чересчур “прогрессивной” жизни, но я что-то не вижу на прилавках магазинов и тех товаров, которые, рождённые из нефти, могут стать полезными и нужными.

А всё-таки, заканчиваю я свое нелирическое отступление, писать о нефти стоит — дабы читатель знал, что она мало принесла людям радости, зато сколько из-за неё было страданий, сколько возникло трагедий…»

Просматривая черновик рукописи, «почасовик», пометки и записи, относящиеся к нефти, можно представить себе процесс сбора материала. Какая длительная и необычно тщательная научно-исследовательская работа была проведена автором!

Пикуля не смущало многообразие действующих лиц и множество регионов театра нефтяных действий. Такого рода информацию он впитывал как губка. Политика, дипломатия, шпионаж и военные вопросы — вещи для Валентина давно знакомые. Но для нового романа ему требовались более глубокие познания в химии, экономике, торговле, автомобилестроении и экологии. Просматривая все подготовленные материалы, можно почувствовать размах замысла автора.

Сколько же там имён, которые должны были найти подобающее место в романе. Нобель и Дизель, Рокфеллер и Ротшильд, Витте и Скальковский, Детердинг и Гульбекян. Здесь же Черчилль и Эйзенхауэр, Сталин и Гитлер, Мос-садык и Хусейн, Реза Пехлеви и Сорейя. Среди них еще Фишер, Стюарт, Рейтер, Васр-Эддин, Янжул, Арси, Бош, Бухгольц…

Но ведь Валентин знал их не только по именам и фамилиям. О каждом персонаже он мог рассказывать часами. Кстати, о Нобеле и Витте им уже были написаны миниатюры.

Пикуль начал роман энергично. Писал легко, раскованно, как бы беседуя с читателем. Начальные страницы произведения больше напоминают стиль его миниатюр, нежели классического исторического романа. Довольно быстро написав первую часть, Валентин приостановился, как бы собираясь с силами, чтобы отшлифовать готовый материал по ответственному и сложному периоду — преддверию и ходу Первой мировой войны.

Я ждала, что вот-вот он сядет за рабочий стол, чтобы выплеснуть на бумагу ещё несколько глав. Но результат его раздумий был, как это часто бывало, почти парадоксален. «Прокрутив» в своей голове Первую мировую войну, Валентин написал всего одну страничку. Не для романа, а скорее всего, для себя. И после этого обратился к материалам Второй мировой — к Сталинграду.