Валентин Пикуль - [136]

Шрифт
Интервал

Его поместили в реанимацию первой городской больницы, расположенной совсем рядом с домом. В реанимацию меня не пустили.

Был пятый час утра — день только зарождался… Я шла домой и в ушах у меня звучали слова Валентина, сказанные при расставании:

— Забери меня отсюда, я хочу в военно-морской госпиталь.

Придя домой, несмотря на раннее время, позвонила хорошо знакомым военным медикам — Ефиму Михайловичу Крепаку и Владимиру Корнеевичу Малышко. Утром они уже были у Пикуля и, ознакомившись с состоянием дел, дали совет отговорить Валентина от нерационального шага.

— Во-первых, не довезём, но главное — здесь аппаратура лучше госпитальной, — аргументировали они. Но хорошей здесь была не только аппаратура.

Доктор Алексей Фёдорович Пруткин неделю не отходил от постели больного Пикуля. Его первоначальная грубоватость по отношению ко мне быстро нашла понятное объяснение. Профессиональные и человеческие заботы о Пикуле превалировали над этикетом.

Более месяца Валентин Саввич не покидал реанимационную палату. Вынужденная пассивность тяготила его. По согласованию с врачами я частично удовлетворяла его тягу к книгам. Под этим надо понимать то, что вместо книг для чтения я ежедневно покупала и приносила ему новые альбомы по искусству, которые он, не напрягая зрения и не перетруждая сердце, с удовольствием просматривал.

В это время для знакомства с Пикулем приехал из Японии господин Судзукава. Довольно хорошо знающий русский язык, Судзукава-сан имел намерение взяться за перевод сентиментального романа «Три возраста Окини-сан». Врачи посчитали такую встречу нежелательной, и все «международные переговоры» по этому вопросу провела я, вручив гостю от имени Пикуля, кроме всего прочего, и необходимую ему для перевода книгу, достать которую в близких к своей родине дальневосточных регионах он не сумел. Помог японцу выйти на Пикуля и сопровождал его в Риге Виталий Гузанов, как и Пикуль, — бывший юнга. Это моё знакомство с Судзукавой-сан и его очаровательной супругой Наокой положило начало переписке Пикуля с его заочным японским знакомым.

Когда было разрешено посещение больного, Пикуля часто навещали друзья и знакомые. Приходивший регулярно Юрий Данилович даже запечатлел на фотоплёнку Пикуля в эти не лучшие в его жизни дни.

Навещал Валентина Саввича и протоиерей — отец Леонид (Абашев), с которым у Пикуля завязались контакты с трагических дней похорон моего сына Виктора.

— Простите, — обратился ко мне в коридоре больницы молодой человек, — можно вас попросить передать цветы Валентину Пикулю? Нет, мы не знакомы. Я знаком только с его книгами, — дал пояснение на мой вопрос, как теперь выяснилось, читатель…

Во второй половине августа Пикулю разрешили потихоньку вставать. Первое же посещение туалета, совмещённого с курилкой, расстроило меня пикулевской несерьёзностью.

— Мне бы сейчас пару раз затянуться, и у меня бы всё прошло, — мечтательно проговорил он.

Спустя несколько дней Валентин всё же заставил меня принести ему одну сигаретку, ультимативно заявив, что при моём отказе он опустится до унижения и выпросит её у кого-нибудь в курилке.

Немного окрепнув, Пикуль совершал вояжи в курилку, совмещая приятное с полезным и неполезное с приятным: пообщаться с людьми и «подышать свежим дымом».

21 августа телеинтервью Татьяны Земсковой пошло в эфир. Многие больные с удивлением смотрели на экран, где на вопросы ведущей пространно и интересно отвечал писатель Валентин Пикуль, тот самый, с которым они недавно разговаривали в курилке.

Я смотрела передачу вместе со всеми в коридоре больницы, а Пикуль, верный своему принципу — не читать и не смотреть ничего о себе, — лежал в своей палате.

На следующий день многие подходили к Пикулю и говорили тёплые, душевные слова.

Пребывание в больнице продлилось до 8 сентября.

На перекрёстках, дорогах и тропинках

Наконец наступил тот долгожданный день, когда Валентина Саввича решили выпустить из больницы. Маршрут его был строго определён — он направлялся в санаторий Яунке-мери, в кардиологическое отделение, на долечивание.

Накануне отправки в санаторий Пикуля на один день его отпустили домой, чтобы собрать необходимые вещи. Отпустили с большой неохотой, и то только потому, что расстояние от больницы до дома не более 200 метров. Не торопясь, мы преодолели этот путь. Подойдя к дому, Валентин Саввич сказал мне:

— Видишь, какой я теперь стал ходок. Так не люблю быть для кого-то обузой…

Я пыталась его успокоить, но когда мы вошли в подъезд, меня охватило сильное волнение: лифт не работал. В этом году почему-то все механизмы были против Пикуля. С затаённым страхом (а вдруг что случится?), медленно, с большим трудом и напряжением мы поднялись на третий этаж.

Вошли в кабинет. Валентин Саввич обвёл взглядом корешки книг, положил руки на стеллаж.

— Ну вот, я снова с вами. Значит, будем жить и работать.

Осторожно перемещался Пикуль из комнаты в комнату, брал в руки то одну, то другую книгу и подолгу, будто впервые, рассматривал каждую…

Поздно вечером мы вернулись в больницу, чтобы утром под присмотром врача отправиться в Яункемери — курортный городок на Рижском взморье.


Рекомендуем почитать
Песнь Аполлона; Песнь Пана; Песнь Сафо; Биография John Lily (Lyly)

Джон Лили (John Lyly) - английский романист и драматург, один из предшественников Шекспира. Сын нотариуса, окончил Оксфордский университет; в 1589 году избран в парламент. Лили - создатель изысканной придворно-аристократической, "высокой" комедии и особого, изощренного стиля в прозе, названного эвфуистическим (по имени героя двух романов Лили, Эвфуэса). Для исполнения при дворе написал ряд пьес, в которых античные герои и сюжеты использованы для изображения лиц и событий придворной хроники. Песни к этим пьесам были опубликованы только в 1632 году, в связи с чем принадлежность их перу Лили ставилась под сомнение.


Кончаловский Андрей: Голливуд не для меня

Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .


Четыре жизни. 1. Ученик

Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.


Петерс Яков Христофорович. Помощник Ф. Э. Дзержинского

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Курчатов Игорь Васильевич. Помощник Иоффе

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Гопкинс Гарри. Помощник Франклина Рузвельта

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.