Вакханалия - [70]

— Напрягись, — сказала я.

Замятный как бы невзначай остановился. Сунув руки в карманы, присел на лавочку напротив остановки. Головой он сегодня думать явно не собирался. Позавчера потерял Сургачеву — влегкую, сегодня потеряет — совсем непринужденно. А завтра будет горячих иметь от Вереста.

— Живо сворачивай на Димитрова — и к заднему входу… — возбудилась я. Эдик тоже возбудился. Рывком двинул машину, проскочил под желтый и, подрезав верещащий «уазик-буханку», остановился у бордюра, вспугнув стайку голубей. Сургачева появилась секунд через десять. Весьма довольная собой, хлопнула дверью. Мол, знай наших. Задрала нос и гордо пошествовала по Димитрова — эдакая неприступность и неуязвимость…

Эдик повернул ко мне восхищенную физиономию. Опять появилось странное чувство, что он не прочь смыть с меня намазанное Жориком и вынуть шарики из носа.

— Я даже не знаю, кто мне больше нравится — ты или она…

— Жена, — улыбнулась я. Слишком завуалированный комплимент. Да ладно уж, принимается.

Часовые стрелки как-то незаметно сдвинулись и уже изображали половину пятого вечера! Сургачева взяла такси и покатила куда-то в Левобережье. Мама родная! В третий раз за день мы пересекали Обь, совершенно не ведая, что будет дальше… Что-то в этом деле было недоступно познанию, выходило за пределы опыта. Не космическое, просто умно закамуфлированное. Интуиция напрочь отказывалась работать, не даруя даже маленьких подсказок — а за теми ли мы следим? Стоит ли вообще в этот день за ними следить? Разум упорно твердил: они должны вести себя естественно. Только один из них знает, что Розенфельд мертва, — он убил. Он и будет вести себя в высшей степени естественно, не давая дерзкого повода. А остальные не знают, они могут дать любой повод. Но и он, если умный (а он умный), не позволит себе отличаться от других, а следовательно… А следовательно, рисуется полная фигня, дорогая сыщица. Добро пожаловать на разговор со следователями называется. И вперед — твой номер двести сорок пять…

Мы не знали, куда гнала Сургачева, но, во всяком случае, не к Постоялову. Проигнорировав Горский жилмассив и офис «Артемиды», она покатила прямиком на площадь Маркса — центральную точку Левобережья. Вылезла, спустилась в метро (мы с Эдиком спешно меняли дислокацию), но к поездам не сунулась — нырнула под колпак таксофона и минут пять с кем-то проболтала (как-то затейливо, озадачилась я, — у самой мобила в сумочке, болтай не хочу, не жалеть же мужнины деньги). Потом вылезла из таксофона — надменная, что твоя Багира, вздула челку и зашагала на поверхность. Через пять минут, раздевшись и причесав шевелюру, она сидела в просторном зале «Нью-Йорк-пиццы». Заказала много на одну персону. Присовокупив к подносу с разносолами бутылочку крепенького пивца, для начала закурила. Выпустив колечками дым, откинулась на стул и с прищуром оглядела зал: мол, что тут у нас. Похоже, она никуда не торопилась.

Затарахтел мобильник под курткой.

— Щас, — шепнула я в говорилку и незаметно покинула столик в углу — благо от заказа отвертелась, а народу в зале было хоть отбавляй.

— Покорно доношу, радость моя, — как-то кисло отчиталась Бронька, — фигурант сидит в кафе «Палитра вкуса», держит за руку даму и, похотливо улыбаясь, готовит ее к серьезному событию.

— Ничего странного, — откашлялась я. — Каждому овощу своя фрукта. Не расстраивайся, Бронька, сохрани в памяти этот светлый образ. Было бы хуже, если бы он сидел не с женщиной, а с мужчиной.

— Да, безусловно, — на градус повеселела Бронька. — К тому же дама качает головой, явно собираясь сказать «нет». Прошу учесть, подруга жизни, женское «нет» не всегда означает жаркое «да», чему я, кажется, являюсь свидетельницей… И еще одно «кстати» — фигурант с дамой будут сидеть долго, он что-то заказывает.

— А я тут при чем?

— Мне думается, это стоит увидеть.

В голосе Броньки отчетливо звучала интрига. Я задумалась. Почему бы и нет? Таскаться за Сургачевой надоело до смерти. А вдруг от очередного взбрыка ее потянет в мужской стриптиз? Пойду с радостью? (А после бутылки крепенького еще как потянет; а после двух — и слов нет).

— Где это?

— Удивляюсь, как недолго ты думала. Начало улицы Восходная. Справа, если с моста. Радуга-дуга над входом, не ошибешься… А ты сама в каких координатах?

— На Маркса.

— Ну и чудно. Хватай «фаэтон» и дуй через мост.

— Ладно, жди, — я отключила трубку и побежала к Эдику. Мой напарник сидел в машине и внимательно изучал световое рекламное табло, водруженное посреди площади.

— Ты смотрела фильм «Пройди путем покойницы»? С пятого октября идет в «Авроре»… — спросил он, не дав раскрыть мне рта.

— Я такую муть не смотрю, Эдик.

— Но ты судишь по названию. Это неверно.

— А что мы делаем верно, Эдик? Я читала о нем в газете. Не захватывает… Ты приглашаешь меня в кино?

— А куда мне тебя приглашать? — проворчал он, неожиданно смущаясь. — Не на картошку же…

Я расхохоталась как ненормальная — он так и не понял почему. Но сравнительно быстро согласился подежурить вблизи «несравненной одалиски», не сочтя это за непосильный труд. Он, видно, пока не определился до конца, кто же ему нравится больше — Сургачева или какая-то нервная особа, разодравшая в клочья его выходной день.