Вакансия - [43]
— Вы по какому вопросу?
— Мы по служебному. — Дорожкин посторонился, пропуская вперед Маргариту. — Есть у вас время для разговора?
— Времени у меня сколько угодно, — улыбнулась врач. — С нашей загрузкой только дополнительное образование получать. Еще пару лет, и на дверях моего кабинета появится что-нибудь вроде гомеопата или косметолога. Вы ведь Дорожкин Евгений? Уже на ногах? Когда попали к нам, врачи чуть не в очередь выстраивались, чтобы принять участие в операции, но Владимир Игнатьевич все сам…
— Спасибо ему, кстати, — кивнул Дорожкин и расстегнул куртку, кивнув на спутницу. — Это вот Маргарита Евстратовна, старший инспектор.
— Мы знакомы, — сразу подобралась Таисия Павловна и нажала на клавишу селектора. — Вы не будете против, если я подключу главного врача? Он нам не помешает, но мне бы хотелось, чтобы он был в курсе… обстоятельств разговора.
Дорожкин посмотрел на Маргариту, но та словно оцепенела. Откинулась в кресле, сложив руки на груди, и смотрела и не на врача, и не на Дорожкина, и даже не в окно, а куда-то в сторону, будто дремала с открытыми глазами.
— Так каков же предмет разговора? — обратила на себя внимание Таисия Павловна. — Я так понимаю, вас интересует…
— …многое, — закончил за нее фразу Дорожкин и постарался улыбнуться. — Вы уж простите меня, что использую свое, так сказать, служебное положение. Поговорить есть о чем, но не могли бы вы попутно меня проконсультировать?
— Проконсультировать? — с некоторым облегчением рассмеялась врач, сдвинула волосы с висков, и Дорожкин с удивлением разглядел, что, несмотря на очевидные ее лет сорок или того больше, на коже не было заметно даже и следа морщин. — По какому же поводу я могу вас консультировать, Евгений Константинович? Вот уж, думаю, после золотых рук Владимира Игнатьевича мои консультации где-то даже неуместны.
— Но Владимир Игнатьевич ведь терапевт и хирург? — заметил Дорожкин. — А мне бы понадобился скорее психиатр. Ну на крайний случай офтальмолог.
— Это вы о вопросах из разряда «не дурак ли я»? — сузила взгляд Таисия Павловна. — Или «отчего я не могу читать мелкий шрифт на винных бутылках»?
— Шрифт мне пока поддается, — признался Дорожкин, — но зрение интересует тоже. Правда, не в смысле какого-то врожденного дефекта, а в смысле возможного осложнения в психосоматической форме. Ну я как раз о том самом случае — «а не дурак ли я».
— Вопрос сложный. — Таисия Павловна взяла из вазочки и прокатила по ладони простой карандаш. — Вы же, Евгений Константинович, должны понимать, что в слове «дурак» кроется не только медицинский, но и бытовой смысл?
— Должен, — кивнул Дорожкин и улыбнулся. — Так вот между этими двумя смыслами и колеблюсь. Я, конечно, рассчитываю, что ни к какому из них не склонюсь, но уж больно расхожусь с реальностью во взглядах.
— И чем же вам не угодила реальность? — заинтересовалась Таисия Павловна.
— Она мне кажется концентрированно ирреальной, — заговорщицки прошептал Дорожкин, словно и не дремала в соседнем кресле Маргарита. — Я, конечно, человек в городе новый, перед приездом сюда был проинструктирован о некоторых особенностях своего будущего местопребывания, но действительность определенным образом все эти посулы превзошла. Одно дело телекинез, гадание или там предсказание, и совсем другое — вполне себе реальное существование ведьм, домовых и прочей… даже не знаю, как и классифицировать.
— Нечисти, — подсказала Таисия Павловна. — Чего уж стесняться-то? Есть же вполне себе объединяющее понятие — нечисть. Или еще одно — нелюдь. Последнее, правда, несколько неточно, потому как противоречит главному свойству тех существ, классификация которых вызывает у вас затруднения. Основа-то все-таки человек. Именно человек. Не что-то, принявшее облик человека, а человек, обретший ряд новых способностей, свойств, черт, да чего угодно. Или утративший их. Поэтому, скорее, нечисть.
— Вы это мне как психиатр говорите или как офтальмолог? — осторожно поинтересовался Дорожкин.
— Как офтальмолог я вам помочь ничем не смогу, — покачала головой врач. — Ваши глаза — суть окуляр вашего мозга. Если они не замутнены, проблемы в голове. Но с чего вам беспокоиться по этому поводу? Или вы не видите, к примеру, меня?
— Вижу, — задумался Дорожкин. — Но чем дальше, тем больше задумываюсь, все ли я вижу?
— Все видеть не всегда приятно, — улыбнулась Таисия Павловна. — Мне кажется, я понимаю, о чем вы беспокоитесь. Только я вам это не как врач говорю, а как практик обыденного существования. Мы ведь все в какой-то степени практики. Хотя конечно, в Кузьминске эта практика имеет особенности. Отсюда и ваши претензии к зрению. И они понятны. Ведь зрение только одно из чувств, и, когда все остальные чувства сигнализируют о чем-то, что не подтверждается зрением, наступает некоторый диссонанс.
— И наоборот, — вставил Дорожкин.
— И наоборот, — согласилась врач. — Дело в том, что всякое существо, как я полагаю, и не только я, имеет несколько уровней воплощения. Материальность, или вещественность, этих воплощений зависит от силы, от воли существа. Хотя собственно физическая составляющая, она этой воли требует меньше всего. Или, скажем так, не у каждого требует дополнительного волевого усилия. Хотя чуть ослабишь его, и вот уже ваша физическая воплощенность начинает претерпевать ряд искажений. Но полнота бытия ею не исчерпывается. Есть еще и тот уровень, который мы создаем себе сами. Как женщина, которая подбирает наряды, скрадывающие недостатки ее фигуры и подчеркивающие достоинства. Которая наносит на кожу макияж. Прибегает к услугам пластического хирурга. Да возьмите хоть мимикрию в животном мире. Вот он, новый уровень. Это то, какими мы хотим себя показать. Другой вопрос, что он развит не только в качестве производного от физического воплощения, но и ментального. Это все привороты, личины, образы. И тут мы приходим к третьему уровню, а на самом деле к первому. Если есть скорлупа, тело — физическая оболочка. Если есть ментальная проекция, образ самосотворяемый. То есть и образ корневой. Подлинный. Я бы сказала, матричный. То, что определяет все прочее. Вы это хотели разглядеть?
