Вагончик мой дальний - [39]

— Теперь иди. Я скоро буду.

— Лучше постерегу. — Я указал в сторону дороги.

— Постереги, — согласилась она. — А я должна побыть одна.

Все это время меня не оставляла мысль о женщине, которая от меня убежала. Я вернулся через болотце к железной дороге и, как ожидал, берестяного туеска с рассыпанными ягодами на месте не оказалось.

Значит, сюда приходили. Одна бы она не рискнула вернуться, ясно. Тут побывали другие люди. А среди них, возможно, и охотники по нашу душу.

Пока раздумывал, проехала дрезина, однако без рабочих, сперва в одну, потом в другую сторону. На платформе стояли двое военных, один с биноклем. Меня они видеть не могли, но я все равно прижался к траве. Вот тебе и туесок с ягодами! Дрезина, не останавливаясь, укатила за изгиб леса, а я показал ей вслед фигу и стал отползать назад. Возвращался и прикидывал, как об этом поведать Зое, чтобы не напугать.

Однако все вылетело из памяти, когда я приблизился к избушке.

Зоя стояла у самого костра, скинув туда свои зеленые украшения. Волосы, золотые, тяжелые, завязала узлом. Я увидал, как она обошла вокруг огня, протягивая к нему руки, раз, другой, третий, ее лик и вся внешность больше и больше менялись. Она стала похожа на ведунью, какими их представляют в сказках. В какой-то момент мне даже показалось, что она прошла сквозь огонь… Но это, и правда, от суеверного страха. Никогда не видел, как происходит колдовство. У меня даже озноб пошел по спине и кончики пальцев рук онемели. Я сел на траву, не сводя с нее глаз.

Она же встала у самых деревьев, повернувшись к ним лицом, и стала произносить слова нараспев, поднимая голову. Сперва я думал, что это молитва. Не все слова тогда разобрал, но вот что запомнил — это было заклятье, заговор.

«Хожу я, раба Зоя, с мужем Антошей кругом острова, по крутым оврагам, буеракам, смотрю чрез все леса: дуб, березу, осину, липу, клен, ель, жимолость, орешину. По всем сучьям и ветвям, по всем листьям и цветам, чтобы было в нашей дуброве поживу, подобру и поздорову, а в нашу бы зелену дуброву не заходил ни зверь, ни гад, ни лих человек, ни ведьма, ни леший, ни домовой, ни водяной, ни вихрь… Никакой штабной шакал… А были бы мы большие, а было бы все у нас во послушании. А были бы мы с Антошей целы и невредимы…»

Закончив, она долго стояла неподвижно, вглядываясь в пространство. Проверяла, дошло ли это куда нужно, услышано ли и как сбудутся, как сойдутся ее слова…

22

Объяснилась она потом, когда сели поужинать.

Это был заговор островника на зеленую дубраву, бабушка заставила наизусть учить. Наставляла: «Будет опасно, Зойка, — не ленись, проговори, защитит! Я-то помочь уж не смогу…»

— Островник, знаешь, кто? — спросила Зоя с усмешкой. — Разбойник в лесу… Как мы с тобой!

— А бородач? — поинтересовался я, не сумев скрыть неприязни. Зоя чутко уловила отношение, сдержанно отвечала, что он, конечно, лесной человек, может, даже хитник. Но не злодей.

— Колдун?

— Нет, он не колдун, — успокоила Зоя. — Я специально иголку в порог воткнула, хотела проверить. Колдун не перешагнул бы, а этот перешагнул!

— От зверей — ладно, — настаивал я. — Даже от ведьм. Но от тех, кто нас ищет, твой заговор, думаешь, спасет?

— Конечно, спасет!

Она так верила в свое заклятье, что я решил: ничего про женщину и этих, с биноклем, рассказывать не буду. Зоя так хотела сохранить на несколько часов наше первое и последнее любовное гнездо, что все нечистые силы и правда должны были отступить.

Эта ночь могла оказаться безопасной, если бы мы не проспали. Ловцы явились даже не на рассвете, позднее, и мы, разбуженные громкими голосами, лаем собак, сразу поняли, что попали в западню. Выскочили бы, как задумывалось, на зорьке, были бы сейчас далеко.

Не спрашивая Зою, я на всякий случай отодвинул засов. Все равно вышибут. Это не Васька-чудодей, который скребся мышью в окошко. Долбанут прикладом, а то и лимонкой подорвут по злобе, оттого что пришлось таскаться да по болоту искать.

Зоя вцепилась в мою правую руку. Мы встали спиной к печке, лицом к выходу, чтобы не казаться слишком беззащитными, когда они ворвутся. А может, они сразу начнут стрелять?

— Волоченко! Ты где? Шагай-ка сюда! — раздался властный, явно командирский голос. — Вишь, свежее кострище… Следует проверить зимовье. Оружие применять, но в крайнем случае. Действуй!

— Кострище недавнее, — отозвался невидимый Волоченко. Судя по голосу, он был немолод. — Пепел-то ветром не раздуло… Вчерась, кажись, были…

— Вот-вот. Я по кустам пошарю. Они не могли далеко уйти. А ты глянь в зимовье…

— Да щас, щас, — пробормотал Волоченко. — Они ж не придурки, чтобы тут дожидаться… Отночевали да ушли.

Волоченко не торопился. Сопел, кряхтел, стоя под самым окошком. По специфичному журчанью мы догадались, что он помочился. Мы теперь его сами подгоняли мысленно: ну давай, Волоченко… Заглядывай! Уж очень мучительно ждать.

Зоя еще сильней сжала мою руку, ее ноготки впились через рубаху в кожу. Но боли я в тот момент не почувствовал.

— Ну что, Волоченко? — Командирский голос раздался со стороны ручья. — Видать, и этот, помоложе, не слишком поспешал, присел передохнуть в прохладе у омутка, а работу переваливал на подчиненного. — Чего там, в зимовье?