Вацлав Гавел. Жизнь в истории - [35]

Если некоторые представления о возможном облике политической оппозиции в сегодняшней Чехословакии, которые пока что звучат в различных официальных речах, выглядят попыткой сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, удивляться здесь нечему: если в коммунистической партии более прогрессивные и демократично мыслящие люди и могут в течение нескольких недель победить более консервативных, это еще вовсе не означает, что за столь же короткое время <…> они стали способны серьезно встретить идею, еще недавно для них столь шокирующую, как идея оппозиции. <…>

О демократии можно серьезно говорить только там, где у народа есть возможность время от времени свободно выбирать того, кто должен им управлять. Это предполагает существование как минимум двух соразмерных альтернатив.123

Гавел пишет, что для демократического общества не будет достаточно ни «внутрипартийной» оппозиции (партия, сохранив монополию на власть, всегда сможет такую оппозицию уничтожить), ни возможности участия в выборах для независимых одиночек (они не смогут конкурировать с мощной партийной машиной). Возможный выход он видит в «возрождении» формально существующих партий «Народного фронта»; тотальной реабилитации всех людей, пострадавших в политических чистках конца 40 – начала 50-х; возвращении в общественную жизнь Чехословакии ее политических эмигрантов («бессмысленно и антиисторично по-прежнему смотреть на наш народ через призму февральского конфликта – что относится, разумеется, к обоим столкнувшимся тогда лагерям») (там же).

Вскоре после публикации статьи ее автор стал получать многочисленные отклики, а в апреле в его квартире состоялась встреча тех, кто разделял взгляды Гавела на становление многопартийной системы. Однако поскольку официальной возможности для регистрации новой партии не существовало, было принято решение создать Клуб ангажированных беспартийных или, в другом переводе, Клуб беспартийных активистов (Klub angažovaných nestraníků).

Другой организацией, призванной выполнять похожие функции, стал «Круг независимых писателей», созданный в конце марта. Летом председателем организации стал сам Гавел, а в июле была опубликована ее программа:

Мы убеждены, что движение к демократическом социализму может идти только по пути развития широкого плюрализма политических интересов, программ и организаций <…> Судьба некоторых из нас ясно показывает, что писатель может по-настоящему независимо исполнять свое предназначение лишь в условиях действительно независимой культуры. Однако эти условия никогда не спускаются с неба. За них необходимо бороться.124

Кстати, после выхода статьи впервые, пусть и в шутку, прозвучала мысль о том, что Гавел может стать президентом – в одном из интервью 90-х годов Гавел вспоминал, что об этом ему сказал актер Ян Тржиска125.

Весной 1968 года Вацлав Гавел пробует себя в новом жанре – радиодраматургии. Одноактная пьеса «Ангел-хранитель» («Anděl strážný») будет поставлена в июне. В ней всего два действующих лица: известный драматург Вавак и его нежданный посетитель Махонь. Махонь забрасывает Вавака льстивыми комплиментами и дарит «ядерный полировщик для волос», которым нужно пользоваться три часа под напряжением в 16 тысяч вольт. Но этот странный подарок – не главная цель визита Махоня. Он сообщает писателю, что у того слишком большие уши и это грозит большой опасностью, ведь Вавак всегда может услышать что-то не то и потом опрометчиво использовать в своих произведениях. Ну а раз так, их нужно отрезать – что Махонь в конце пьесы и делает, отдавая уши собеседнику со словами: «Не болтай и держи». Текст заканчивается авторской ремаркой: «Раздается душераздирающий крик Вавака».

И все же Вацлав Гавел не был особенно вовлечен в события Пражской весны. Дело в том, что значительную часть этого времени он провел за границей.

Гитлер – джентльмен?

Весной 1968 года Гавел получил приглашение на спектакль по «Уведомлению», который должен был состояться в Нью-Йорке. В итоге в Соединенных Штатах он провел шесть недель и встретился со многими известными чешскими эмигрантами. Во-первых, в Америке к тому времени уже жил Милош Форман. Во-вторых, Гавел познакомился там с другом и соавтором Яна Вериха Иржи (вернее, уже Джорджем) Восковецем, который хоть и не сделал на Западе блестящей актерской карьеры, все же снялся в нескольких известных фильмах (сыграл одного из присяжных в фильме «12 разгневанных мужчин», появился в экранизации детектива Джона ле Карре «Шпион с холода»); дома у Восковеца Гавел и жил. В-третьих, в США Гавел познакомился с одним из известнейших чешских журналистов Фердинандом Пероуткой.

Пероутка (1895-1978) – ведущий политический комментатор Первой республики. Он издавал влиятельный журнал «Настоящее» («Přítomnost») и входил в интеллектуальный кружок «Pátečníci», центром которого стали Карел и Йозеф Чапеки (участниками этих пятничных собраний были Томаш Масарик и Эдвард Бенеш). В апреле 1939 года, вскоре после создания Протектората, журнал «Přítomnost» выпустил за подписью главного редактора колонку к 50-летию Адольфа Гитлера. Во вступлении Пероутка почтительно пишет о заслугах Гитлера перед Германией и о том, что тот заслужил свое место в «Вальгалле немецкого народа». Но затем публицист делает любопытный поворот: «Будучи великой фигурой немецкой национальной истории, он не может быть, однако, включен в историю других народов <…> Дело своей жизни, немецкий национал-социализм, он сам считает типичным плодом немецкого духа и немецкой истории. Приветствие Heil Hitler – это немецкое приветствие, на которое имеют право лишь представители немецкого народа. Чех или словак, который бы им пользовался, рвался бы туда, где ему не место и откуда он будет изгнан. Немецкий национал-социализм признает непроницаемость тела нации: никто не может быть одновременно чехом и немцем, из чего вытекает, что, если обе нации и могут иметь общих государственных руководителей, они не могут иметь общих национальных героев <…> “Mein Kampf” останется библией немецкого народа, но библией народа чешского являются совсем другие писания»