– Прозрением?
– Вот-вот! Да, сказал он, это было настоящее прозрение. Он сказал судье, что для него пришло время взять на себя ответственность и что это – хорошее начало, ничем не хуже других.
– Джерри такое сказал?
– Я знаю, – засмеялась она, – это звучит странно, но временами мне казалось, что это не он говорит, а ты.
– И что сказал судья?
– Ну, судья была женщина, и абсолютно полоумная. Она похвалила Джерри за честность, но закон есть закон, поэтому она оштрафовала Джерри на пять с половиной тысяч долларов.
– Пять с половиной тысяч! – взревел Валентайн в трубку. – Да это же просто грабеж! Ее надо изгнать из города!
– Но твой сын вовсе так не считает.
– Не считает? Что он сделал?
– Заплатил.
– Что?!
– Он сказал – цитирую: «Я нарушил закон и заплачу любой штраф, который вы назначите».
Валентайн снова услышал, как хлопнула дверь.
– Дай ему трубку, – попросил он.
– Привет, это снова я, – сказал Джерри.
– Мейбл рассказала мне о том, как ты поступил. Я горжусь тобой, мальчик.
– Теперь, когда ты об этом упомянул, я хотел попросить тебя об одолжении, – сказал сын.
– Все, что скажешь.
– Я расплатился в суде чеком, а мои доходы в последнее время, ну, понимаешь…
Валентайн даже привстал – он не верил своим ушам.
– И ты хочешь, чтобы я покрыл твои расходы?
– В общем, да, – ответил сын.
Валентайн врезал ногой по ночному столику и чуть не взвыл от боли – чем больше мир менялся, тем больше оставался неизменным.
– Но я тебе отдам! – пробормотал сын.
Возникла неловкая пауза. Джерри прокашлялся:
– Папа!
– Что?
– Я знаю, в это трудно поверить, но я стараюсь.
– Ты стараешься, – эхом откликнулся Валентайн.
– Да, стараюсь.
На другой стороне улицы, возле «Миража», вулкан выпустил в небо очередное похожее на бублик облако. От «Акрополя» отъезжали полицейские машины, и их сирены перекрывали все остальные звуки. В одной из этих машин сидела Роксана: для нее тоже начиналась совершенно новая жизнь. Ей предстояло провести в тюрьме штата как минимум пять лет, и когда она выйдет, все вокруг нее будет совсем другим. И она будет другим человеком.
Валентайн заговорил, только когда отъехала последняя машина.
– Что ж, – сказал он, – самое время.
