Ва-банк - [66]

Сюда спешат сенаторы, депутаты, банкиры, адвокаты, офицеры и чиновники сбросить дневной стресс, забыть о сдержанности и имидже идеального служащего и гражданина, который они усердно поддерживали весь день. В баре «Кэри» каждый являл свое истинное лицо. Это был взрыв эмоций, вызов социальному лицемерию, здесь можно было отключиться от всего, забыть о семейных и служебных неурядицах.

Я любил наблюдать за своими клиентами. Один, видно, очень важный бизнесмен, всегда приходил ровно в девять, он был постоянным посетителем, и я часто провожал его к машине. Он шел, положив мне руку на плечо, а другой указывал на вершины гор над Каракасом, четко вырисовывающиеся на фоне предрассветного неба, и говорил:

— Ночь кончилась, Энрике, скоро взойдет солнце. И ведь никуда больше не сунешься, все закрыто. А когда настанет день, мы снова окажемся лицом к лицу со своими проблемами. Работа, офис, рабская доля, которая ждет меня каждый день. Как продержаться без этих ночей?

Вскоре я купил еще одно заведение, «Мадригал», а потом и третье, «Нормандию». Вместе с Гонсало Дюраном, социалистом и противником режима, готовым день и ночь отстаивать интересы владельцев ночных клубов, баров и ресторанов, мы основали ассоциацию по защите подобного рода заведений. Через некоторое время я стал ее президентом, и мы, как могли, защищали наших клиентов от нападок местных чиновников.

Я превратил «Мадригал» в русский ресторан под названием «Ниночка», а для колорита нарядил одного испанца с Канарских островов казаком и посадил его на лошадь, очень смирную ввиду преклонного возраста. Они исполняли роль швейцаров, но посетители начали спаивать моего «казака» и, что еще хуже, не обходили и лошадку. Животное, естественно, виски стаканами не глотало, но очень пристрастилось к кусочкам сахара, обмакнутым предварительно в какой-нибудь крепкий напиток, предпочитая тминную водку. И вот, когда старушка лошадь основательно набиралась, а «казак» был пьян в лоскут, они выезжали на улицу, авениду Миранда, одну из центральных магистралей с интенсивным движением, и галопировали по ней, причём испанец выкрикивал: «Вперед! В атаку!» Можете себе представить эту картину — визжали тормоза, машины сталкивались, водители ругались, открывались окна, и сердитые голоса взывали к порядку и соблюдению тишины в позднее время. Своеобразие репутации моего ресторана обеспечивал и музыкант, тоже весьма оригинальная личность. Это был немец по имени Курт Ливенталь. Лапы у него были как у боксера, и он наигрывал на своем электрооргане с таким усердием, что стены содрогались до девятого этажа. Сперва я не верил, что такое возможно, но когда консьержка и владелец дома пригласили меня на верхние этажи, я убедился, что это не преувеличение.

Другой бар, «Нормандия», был расположен в очень интересном месте — прямо напротив полицейского участка. На одной стороне улицы господствовали страх и террор, на другой — веселье и вечный праздник. И тут я тоже нашел себе еще одну заботу — стал служить тайным почтальоном по передаче писем от заключенных — и политических, и уголовных.

1958 год. Вот уже в течение нескольких месяцев обстановка в Венесуэле оставалась напряженной. Дела диктатора Переса Хименеса обстояли неважно. Влиятельные политики, богатые промышленники от него отвернулись, существовали только две силы, на которые он мог опереться, — это армия и служба безопасности, совершенно чудовищная политическая полиция, с каждым днем арестовывающая все больше людей.

Тем временем находящиеся в ссылке в Нью-Йорке политические лидеры разработали план захвата власти. Среди них были Рафаэль Кальдера, Ховито Виламба и Ромуло Бетанкур. 1 января командующий военно-воздушными силами генерал Кастро Леон поднял своих людей, несколько летчиков сбросили бомбы в районе президентского дворца. Но операция провалилась, и Кастро Леон бежал в Колумбию.

Однако в два часа ночи 21 января над Каракасом взмыл самолет. В нем находился Перес Хименес с семьей, своими ближайшими сторонниками и частью своего состояния. Хименес понял, что проиграл, после десяти лет диктатуры армия предала его. Его самолет, окрещенный в народе «священной коровой», взял курс прямиком на Санто-Доминго, где другой диктатор, генерал Трухильо, любезно предоставил убежище своему единомышленнику.

В течение примерно трех недель ни одного полицейского на улицах не было видно. Конечно, происходили короткие перестрелки и стычки, но направлены они были исключительно против сторонников Хименеса. Пар, накапливавшийся десять лет, вырвался наружу. На полицейский участок, находившийся напротив моей «Нормандии», был совершен вооруженный налет, несколько полицейских погибло.

За те три дня, что последовали за бегством диктатора, я едва не потерял все свое состояние, сколоченное за двенадцать лет. Мне звонили несколько человек с предупреждением, что все бары, ночные клубы и роскошные рестораны, посещаемые сторонниками Переса Хименеса, громили и разворовывали. Наша квартира находилась на втором этаже бара «Кэри», в отдельном небольшом доме, в конце аллеи, оканчивающейся тупиком.