Ва-банк - [17]
Я просто сгорал от нетерпения. Мы повертелись вокруг нескольких маленьких забегаловок, как сказал Жожо, «для установления контакта». Все знали, что в восемь вечера у нас состоится игра в крэпс.
Последняя забегаловка, куда мы забрели, представляла собой сарай, пару столов на открытом воздухе, четыре скамьи и карбидную лампу, свисающую с дерева. Хозяин, огромный рыжий детина без возраста, не говоря ни слова, приготовил пунш. Когда мы уже уходили, он подошел ко мне и обратился по-французски:
— Я не знаю, кто ты, и знать не хочу. Но дам тебе совет. В тот день, когда тебе захочется здесь переночевать, приходи. Я присмотрю за тобой.
Он говорил на каком-то странном французском, но по его акценту я понял: он корсиканец.
— Вы корсиканец?
— Да. А корсиканец никогда не подведет. Не то что некоторые парни с севера. — И он многозначительно ухмыльнулся.
— Спасибо, буду иметь в виду.
Ближе к семи вечера Жожо зажег карбидную лампу. На полу расстелили два шерстяных одеяла. Стульев не было, и игроки должны были или стоять, или сидеть на корточках. Мы решили, что в этот вечер я играть не стану, буду только наблюдать и все.
Игроки стали собираться. Редкостные хари. Большинство — крупные, бородатые, с усами. Руки и лица — отмытые. И, хотя штаны запятнанные и поношенные, последняя и единственная рубашка на каждом — без единого пятнышка.
В середине импровизированного игорного стола были аккуратно разложены кости в маленьких коробочках. Жожо попросил меня принести каждому игроку по бумажному стаканчику. Их было около двадцати. Я налил всем рому. Ни один не отвел горлышка бутылки и не сказал: «Хватит». После одного круга трех бутылок как не бывало.
Каждый игрок неторопливо делал глоток и ставил свой стаканчик перед собой, а рядом клал трубочку, упаковку из-под аспирина. Я знал, что в таких трубочках хранили алмазы. Трясущийся старый китаец поставил перед собой маленькие ювелирные весы. Много не разговаривали. Эти люди были измучены тяжелой работой под палящим солнцем, некоторые стояли по пояс в воде с шести утра и до Заката.
Ха, дело пошло! Сначала один, потом двое, и вот уже трое игроков взяли кости и внимательно рассматривали их, а затем передавали соседу. Должно быть, они сочли, что все в порядке, поскольку кости вернулись назад на одеяло без комментариев. Жожо разложил их по коробочкам — все, за исключением последней пары костей, которая осталась на одеяле.
Некоторые из гостей сняли рубашки и через некоторое время стали жаловаться на москитов. Жожо попросил меня зажечь несколько пучков влажной травы, чтобы выкурить их.
— Кто выбрасывает? — спросил рослый парень. Загорелая кожа его отливала медью, у него была густая черная кудрявая голова и небрежно наколотый цветок на правой руке.
— Да ты, если хочешь, — ответил Жожо.
Из-под кавалерийского ремня эта горилла извлекла здоровую пачку денег, перехваченную эластичным бинтом.
— Сколько ставишь, Чино? — спросил кто-то.
— Пятьсот болос (так сокращенно называли боливары).
— О'кей, пятьсот.
Игра началась. Выпала восьмерка. Жожо попытался выбросить восемь.
— Ставлю на тысячу болос, что ты не сможешь выбросить восемь дублем четверок, — произнес другой игрок.
— Принято, — ответил Жожо.
Чино удалось набрать восемь очков пятеркой и тройкой. Жожо проиграл. В течение пяти часов игра шла без возгласов и споров. Эти парни были необычными игроками. В тот вечер Жожо проиграл семь тысяч болос, а тот малый, которому везло, выиграл больше десяти тысяч.
В полночь решили игру остановить, но все сошлись на том, чтобы поиграть еще час. В час ночи Жожо объявил, что делает бросок.
— Я ходил первым, — заявил Чино, беря кости, — я и закончу игру. Ставлю весь свой выигрыш — девять тысяч боливаров.
Перед ним лежала груда банкнот и алмазов. Он поставил на банк все и выбросил семерку.
В первый раз при таком диком везении среди присутствующих прокатился ропот, все привстали.
— Давайте немного вздремнем.
— Ну, видел? — спросил меня Жожо, когда мы остались одни.
— Да, я обратил внимание, что рожи у них те еще. У всех оружие. Некоторые даже сидели при мачете — таких острых, что одним ударом снесут голову.
— Ты ведь и раньше видел таких…
— Верно, на островах, но, скажу тебе, никогда еще не ощущал опасность так близко, как сегодня.
— Привыкнешь. Завтра начнешь играть, и мы выиграем. Считай, дело в шляпе. Как, по-твоему, к кому надо присмотреться получше?
— К бразильцам.
— Правильно!
Мы закрыли дверь на три огромные задвижки и рухнули в свои гамаки. Я сразу уснул, еще до того, как Жожо успел захрапеть.
На следующий день солнце палило так, будто собиралось нас поджарить — ни облачка, ни намека на малейший ветерок. Я раздумывал об этой удивительной деревне. Все здесь были гостеприимны и доброжелательны. Лица у людей внушали опасение, но манера говорить, на каком бы языке они ни изъяснялись, была такая, что теплые отношения складывались сразу. Я снова нашел огромного рыжего корсиканца — Мигеля. Он говорил на беглом «венесуэльском», то и дело вставляя английские и португальские словечки: они словно спускались в его речь на парашютиках. И только когда он изъяснялся по-французски, надо сказать, с трудом, был слышен его корсиканский акцент. Мы пили кофе, который процедила для нас молодая смуглая девушка. Он спросил меня:
В автобиографических романах «Папийон» (1969) и «Ва-банк» (1972), ставших на Западе бестселлерами, Анри Шарьер раскрывает перед читателем мир своей души, прошедшей через не мыслимые страдания и унижения. Автор представленной дилогии был осужден по подложному обвинению в убийстве, приговорен к пожизненному заключению. Многие годы отданы каторге, скитаниям в стремлении добраться домой, во Францию. Вопреки всему Шарьер выстоял, достойно перенес страшные испытания судьбы. Он уверен: «Одно лишь имеет смысл в жизни — никогда не признаваться, что ты побежден, и научиться после каждого падения снова вставать на ноги».
Бывают книги просто обреченные на успех. Автобиографический роман Анри Шарьера «Мотылек» стал бестселлером сразу после его опубликования в 1969 году. В первые три года после выхода в свет было напечатано около 10 миллионов экземпляров этой книги. Кинематографисты были готовы драться за право экранизации. В 1973 году состоялась премьера фильма Франклина Шеффнера, снятого по книге Шарьера (в главных ролях Стив Маккуин и Дастин Хоффман), ныне по праву причисленного к классике кинематографа.Автор этого повествования Анри Шарьер по прозвищу Мотылек (Папийон) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению.
За убийство, которое он не совершал, взломщик сейфов Анри Шарьер приговорен к пожизненному заключению и отправлен на каторгу. Прозванный «Бабочкой» из-за того, что на его груди вытатуирован этот символ, Анри совершает несколько попыток побега. В наказание власти надолго сажают его в карцер, а затем отправляют во Французскую Гвиану на остров Дьявола, со всех сторон окруженный океаном.Из этой самой страшной каторжной тюрьмы не удавалось бежать ни одному заключенному. Но ничто не может заставить Анри пасть духом и сломить его решимость вырваться на волю…Вопреки всему Шарьер выстоял, достойно перенес страшные испытания судьбы.
В романе-комедии «Золотая струя» описывается удивительная жизненная ситуация, в которой оказался бывший сверловщик с многолетним стажем Толя Сидоров, уволенный с родного завода за ненадобностью.Неожиданно бывший рабочий обнаружил в себе талант «уринального» художника, работы которого обрели феноменальную популярность.Уникальный дар позволил безработному Сидорову избежать нищеты. «Почему когда я на заводе занимался нужным, полезным делом, я получал копейки, а сейчас занимаюсь какой-то фигнёй и гребу деньги лопатой?», – задается он вопросом.И всё бы хорошо, бизнес шел в гору.
Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.