В желанном плену - [35]

Срань Господня, это же безумие.

Я таращусь на нее и догадываюсь.

— Итак, все, кого я здесь встретила, находятся под вымышленными именами?

Она кивает, а я спрашиваю:

— А что произошло с теми, кем вы были? Ну, понимаешь, кем ты была до этого?

Улыбаясь грустной улыбкой, она тихо отвечает:

— Она умерла, малышка. Мы все умерли.

Мое сердце сжимается, и я шепчу:

— Да уж, это хреново.

Бу поворачивается, и мы мгновение смотрим друг на друга. Между нами немое общение.

Мой рот открывается, и я немного хмурюсь. Мне действительно очень жаль, Бу. И это действительно хреново.

Она слегка пожимает плечами и подмигивает мне. Всё хорошо. Я нормально к этому отношусь.

Перебирая кончиками пальцем, я выпаливаю:

— Констанс? Ты выбрала имя Констанс?

Она прыскает со смеху, и я тоже. Какое-то время мы вместе смеемся, прежде чем она успокаивается и тихо отвечает:

— Это было имя моей матери. Это мой способ никогда ее не забывать. Ее звали Конни, поэтому я всегда считала неправильным, чтобы меня так называли. Однажды Рок сказал мне, что я была тихой как приведение, и дал мне прозвище Бу, и с тех пор я стала Бу. — Неожиданно приходя в чувство, она спрашивает: — А у тебя есть парень?

Качая головой, я говорю ей:

— Нет, разве что вымышленный. В моей жизни — только я и мои книги.

Она становится задумчивой, глаза грустные, и проговаривает:

— Должно быть, тебе одиноко.

Улыбаясь, я также тихо говорю:

— Я могла бы сказать то же самое и о тебе.

Она улыбается мне в ответ.

— Не в бровь, а в глаз.

Мы обе со вздохом откидываемся назад на кровать. Я думаю, моя жизнь не так плоха.

По крайней мере, я не мертва.

***

Извиняясь и говоря, что хочу принести себе и Бу что-нибудь поесть, я бегу на кухню, скольжу по полу в носках и останавливаюсь в дюйме от Нокса.

Его голубые глаза вспыхивают.

— Куда так спешишь, принцесса?

Сегодня один из тех редких дней, когда на нем нет рубашки.

Мои глаза сощуриваются, и я молю их оставаться сфокусированными на его лице, а не на широкой, массивной груди, так восхитительно влажной от пота.

Ням-ням.

— Просто хочу взять что-нибудь поесть.

Кивая, он искренне говорит:

— Рад, что твой аппетит вернулся.

Кивая ему в ответ, я также искренне ему отвечаю:

— Я тоже.

И затем ничего.

Неловкое молчание.

Доооолгое неловкое молчание.

Обхожу его, иду в кладовую, мой мозг напоминает мне, что нам есть что с ним обсудить. Как только он двигается, чтобы покинуть огромную кухню, которая неожиданно ощущается большая как почтовый ящик, я выкрикиваю.

— Вообще-то, я хотела спросить, говорил ли ты с Митчем о том, чтобы я могла поговорить со своей сестрой.

Его лицо полностью лишено всяких эмоций, и он опирается бедрами на барную стойку.

— Нет. Пока нет. — Перегибаясь через стойку, он берет яблоко и начинает играть с ним.

Я немного зла на это. Он говорил, что попытается. Мое лицо каменеет. Я хожу по кухне, хлопая дверью кладовой, открываю и закрываю ящики слишком быстро, желая, чтобы шум передавал мое настроение прямо сейчас.

Нокс смотрит прямо на меня.

— И почему ты сейчас взбешена?

Сбросить бомбы!

Теряя свое терпение, я кричу:

— Знаешь, что бы сделало меня счастливой, Нокс? Знание того, что моя сестра в порядке! Мне нравится Бу, нет, я люблю Бу, но она не моя сестра, и ты думаешь, я не понимаю, что ты делаешь, а это делает тебя еще большим мудаком! Знаешь, что бы сделало меня более чем счастливой? На самом деле поговорить с ней и слышать лично, что она жива и здорова. А не подсовывать мне замену под нос.

Между нами повисает тишина. Нокс разрушает ее, с хрустом вгрызаясь в свое яблоко. Его беспристрастность разбивает мне сердце.

Я шепчу охрипшим голосом:

— Я скучаю по ней, понятно? Она была моим единственным другом и… и я скучаю по ней. — Я не осмеливаюсь посмотреть на него. Если я увижу сочувствие в этих темно-синих глазах, я могу просто захотеть их выцарапать.

Через мгновение беру себя в руки, качаю головой, чтобы прояснить ее, и мне в голову приходит другая мысль. Подхожу к стойке и становлюсь рядом с ним, я решаю попробовать нечто радикальное. Когда я всего в футе от него, запрыгиваю на барную стойку и тяжело вздыхаю. Всё еще жуя свое яблоко, он поворачивается ко мне со скучающим выражением лица, и я тихо говорю:

— Ты мог бы быть со мной добрее, понимаешь?

Он пожимает плечами и продолжает есть.

Мне хочется бросить это яблоко через всю комнату.

Никакой больше игры по правилам. Время включить свое хитрое обаяние. Я хлопаю ресницами и, используя милый южный акцент, говорю ему, заставляя замолчать.

— Я могла бы быть добрее к тебе тоже.

Я когда-нибудь упоминала, что я никогда раньше не флиртовала? Никогда-никогда?

Нокс морщится и бормочет.

— Тебе что-то в глаз попало или что?

Спрыгивая с барной стойки, чтобы скрыть свой румянец, я вылетаю из кухни и кричу:

— Тьфу на тебя!

И топаю под звук глубокого, сексуального смеха Нокса. Уже на лестнице, я кое-что вспоминаю.

К черту мою жизнь!

Я забыла гребаную еду.

***

Знаете, что я люблю в Бу? Я люблю то, что она ничего не принимает близко к сердцу. Мысли о моей сестре испортили мне настроение. Сильно испортили. И я действительно больше не хотела проводить время с Бу, потому что знала, что моя компания была бы не ахти.