В жару - [24]
Через несколько минут, вытирая руки бумажным полотенцем, он вернулся к столу, сел в кресло и принялся разворачивать упаковки с едой.
– Ну что ты смотришь на меня, как бандар-лог на удава? Ешь давай, – Николай протянул полусидящему, полустоящему, прислонившемуся к краю кровати Ивану пластиковую ванночку, наполненную толстыми кусками осетрины. И тот, положив ванночку на одеяло, отщипнул небольшой кусок и, не жуя, проглотил, затем, не удержавшись, взял целый и также быстро расправился и с ним.
– Я сделал то, что ты просил, – нарушил через несколько минут молчание Иван.
– Что ты сделал? – с легким удивлением строго спросил Николай, не отрываясь от еды.
– Ну… вчера… ну… Аня… сделала мне кли…
– Шутишь, я надеюсь, – перебил его Николай.
– Нет, – опустил глаза Иван.
– Чудовище… бесстыжее, упертое чудовище, – недовольно покачал головой Николай. – Как же вступило-то тебе, а… Идиот.
– Я? – затравленно глядел на друга Иван.
– Нет – я. Я, Ваня, – натуральный, стопроцентный кретин, понимаешь? – Николай достал из кармана пиджака пачку сигарет. – Все… ладно. Пошли, покурим.
Курить Иван не хотел, не мог и, стоя на лестничной площадке, просто держал зажженную сигарету в руке. Зато Николай, оторвав фильтр, расправился со своей за несколько затяжек и тут же принялся смолить новую.
– Ты чем-то расстроен? – тихо спросил Иван, ему казалось, что руки его друга чуть-чуть дрожат.
– Помолчи немного, пожалуйста, – так же тихо отвечал тот.
Вернувшись в палату, Иван снова отважно шагнул к Николаю и снова попытался поцеловать его.
– Не-е-ет, не так будет, – сказал тот, задирая голову и отцепляя пальцы Ивана от лацканов пиджака.
– Коля…
– Замолчи, я сказал, – Николай подошел к двери и, закрыв ее на ключ, вернулся к совершенно уже растерянному Ивану. – Давай ложись… ложись на пол, – строго приказал Николай, снял пиджак и бросил его в кресло.
Иван повиновался – прилег, облокотившись, на принесенный как-то Николаем для уюта коврик, а через секунду, расстегнув молнию на своих черных кожаных брюках, Николай опустился перед Иваном на колени и стянул с него мягкие серые спортивные штаны, а затем, как тряпичную куклу, перевернул на живот.
– Хочешь сукой моей быть, да, Ваня?
– Сокровищем твоим, – почти прошептал тот, глядя через плечо на друга, который, взяв уже было лежащий на краю стола тюбик с массажным маслом, вдруг резко отшвырнул его подальше на пол.
– Не-е-ет, никакого «зефира-эфира» больше. Никакого, блядь, «мыла», никаких телячьих нежностей, никакой, блядь, больше ласки. Все по-настоящему. Все, по твоим правилам теперь играть будем – без правил! – не на шутку сердился Николай. – Лижи давай! – он приблизил ладонь к лицу Ивана, и тот снова затравленно посмотрел на него. – Ну, я кому говорю! – Николай схватил Ивана за волосы. – Лижи!
Даже если бы хотел, Иван не смог бы сделать то, о чем просил Николай – во рту пересохло, сердце выпрыгивало из груди, а мозг отказывался соображать. Он несколько раз медленно провел языком по ладони и снова испуганно посмотрел на друга, в его ставшие холодными и опасными глаза.
– Не смотри на меня, – снова грубо дернул Ивана за волосы Николай и в ту же минуту придавил красивым, сильным, спортивным телом, а после буквально пропорол, прорвал буквально – не резко, не быстро, но так уверенно и так неожиданно, невероятно и бесконечно – дико так – до черта болезненно и жестко вошел.
– М-м-м-м-м-м, – застонал Иван.
– Молчи, – запечатал его рот Николай. – Тихо, сокровище, – и даже как-то нежно успокаивал мычавшего в ладонь Ивана. – Тихо…
Не успевая формироваться, зародыши мыслей лопались, взрывались в голове у Ивана, и сознание его, и тело – каждый нерв, каждая клетка – весь он был поглощен такими новыми, невыносимыми, острыми ощущениями, одной рукой Иван пытался отцепить ладонь Николая от лица, а другой судорожно сжимал ножку столика.
– Победить меня решил? Как лошадь свою оседлать? Да, Ваня? – с горечью и злобой в голосе вопрошал, не прерывая любовной атаки, Николай. – Хочешь меня? Хочешь меня всего?.. Давай. Бери. Принимай. Вот он я – весь твой. Здесь. Сдаюсь. Сдаюсь, не видишь?! – и продолжал вбивать в Ивана отчаянные признания. В какой-то момент Николай прижался лицом к щеке Ивана, и тот почувствовал, что оно было мокрым от слез. – Что же ты делаешь со мной… что делаешь… – обреченно шептал Николай Ивану в волосы.
Прислушиваясь к звуку льющейся воды, Иван постепенно приходил в себя. Он медленно сел, опершись на руку, и тут же вздрогнул от внезапно донесшегося из ванной шума – сметенные резким движением руки, разлетелись в разные стороны поселившиеся было на полочке под зеркалом туалетные принадлежности: стеклянный стакан для зубных щеток, они же сами, гель для бритья, станок, дезодорант, зубная паста, флостик и другая полезная мелкая всячина.
– Сука! Блядь! Урод! – громко следом донеслись ругательства. Через минуту в комнате появился Николай.
– Ты сердишься? Что я сделал не так? – пытаясь поймать его взгляд, спросил Иван.
– Боже мой, Ваня… – Николай повернул к нему какое-то совершенно незнакомое, искаженное страданием лицом.
– Ну, скажи… ну, не злись… прости меня… Почему ты плачешь, Коля?
«…И вновь и вновь Кестер пытался заглянуть в ее глаза. В глаза сидящей напротив и склонившей на грудь себе голову Анны, а после, по старой привычке, погружался под воду, захлебывался отданным телом ее – вкусным, пряно-соленым красным. Выныривая же, запивал тот сок таким же красным – сладким, крепленым. И тут же с прежнею нежною страстью бросался целовать свою любимую, свою невесту, и тут же вновь старался посмотреть в ее не ее, пустые, мертвые глаза».
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».