В жару - [13]
Врач рассмеялась в ответ.
– Так вот, лошади, я думаю, это потому, что я страх свой какой-то победить хотел. А может, льщу я себе сейчас, может, просто до черта красиво все это показалось мне тогда в телевизоре, ведь я же сын своей мамы – любительницы роскошных удовольствий. Но что бы ни было причиной этого моего увлечения – единственная правда в том, что каждый раз, седлая свою лошадь, я с радостным трепетом представлял тот необычайный драйв, что переживу, увеличивая скорость с шага до галопа, тот фантастический экстаз, который испытает моя душа, преодолевая препятствие за препятствием – будь то ров, наполненный водой, или высокий барьер… Хорошо я сказал? Красиво? – довольно улыбался Иван. – Ребенком я, наверное, по-другому называл это состояние…
– Когда мама забрала вас к себе, отчим уже не жил с вами?
– Нет. Но они продолжали общаться на взаимовыгодных условиях. Когда мама выходила за него замуж, чего вы думаете, она меня к бабуле сбагрила, – должна же была она свою личную жизнь устраивать, – он был богат, а во время их брака стал сказочно богат. Он вообще, знаете, страшно увлеченный, твердый и упертый человек, и путь к этому своему богатству прошел от самых низов. Своими руками ставил капканы на соболей, сам же сдирал с них шкуры. Когда начинал, у него было четыре швеи-мотористки и… Да, шучу, шучу я! – рассмеялся Иван, закуривая. – Слушайте, извините, веду я себя иногда отвратительно, но как-то само собой получается. Но то, что отчим… ну, короче, то, что он настоящий, бля, мужик, – наигранно, пародируя манеру братков, продолжал Иван, – брутальный, бля, самец – это чистая правда. Ну просто классика жанра – бизнесмен во плоти: и охоту любит, и машины, и сигары, и блядей всех мастей, и быдлячьи тусовки – его родная стихия, мир его реальный. При этом он такой, знаете… сам всем рулит, всем проникается, не позволяет никому обмануть себя, лапу в свой толстый кошелек запустить. Ну и деньги… деньги за них же самих любит – обожает безумно процесс этот шуршащий и ничего вокруг не видит больше, ну, кроме того, что я выше перечислил. Говорю же – кремень! – продолжал иронизировать Иван.
– Общаться вам, вероятно, приходилось?
– Ну да. Он появлялся иногда – что-то с мамой обсуждал, вполне себе спокойно, ласково даже. У них вроде время от времени даже интим какой-то возникал, – усмехнулся Иван, затягиваясь. – Разводиться он не хотел – как же! – половину состояния такого потерять…
– А к вам, Иван, он как относился?
– Ну-у-у, на мой взгляд, с предельным презрением. Как-то я книжку читал, что-то из школьного задания – в первом или во втором классе было, точно не помню – он подошел, спросил что-то типа «сколько будет дважды два» – я, естественно, сразу забыл – и вы бы забыли, если б глаза его увидали. Как же он звезданул меня тогда – я думал, у меня щека отвалится. После, помню, лет в двенадцать, это уже в шестом, точно, мы в хоккей с ребятами играли – так вот, шайба тогда со всего лету – я даже свист, кажется, ее слышал – к губам моим припечаталась, и этот нежный поцелуй, я вам скажу, даже отдаленно ничем папину ласку напомнить не может. С тех пор я старался его избегать – лучший выход для нас обоих: и он нервы себе сберег, и я целехонек, – улыбнулся Иван, туша сигарету. – Но вот та история с шубами, как назло, произошла в тот момент, когда он в городе был – вернулся откуда-то с Галапагосских островов – он нырять любит, подводной охотой занимается. Он тогда прям с порога в мамины пустые шкафы уткнулся, а она, вся бледная, расстроенная до черта, скрыть уже ничего не могла – лепетала что-то нечленораздельное. Он не поленился, откопал наших невинно пострадавших и заставил мать со мною к Ксюше ехать – компенсацию требовать. Скандал получился редкостный. Денег, конечно, мама не просила – понимала, что не отдадут, но, как могла, жестко – получилось визгливо, жалко и театрально, омерзительно, короче, получилось, – отчитала Ксюшу за дурное на меня влияние. Я просто растекался тогда от стыда за мать перед Ксюшиными родителями, которые, наверное, так же, как я, растекались перед моей мамой. Одна моя девушка гордо и прямо смотрела в глаза моей маме и, как ни странно, ободряюще – на меня. Короче, кончилось это представление тем, что мама запретила нам общаться, и мы уехали домой.
– И вы перестали общаться с Ксюшей?
– Нет, конечно. Как обычно, три раза в неделю встречались в школе. У нас с ней, кстати, после того… ну… первого раза – ничего не было больше, но общались мы так же тепло и нежно – держались за руки, целовались иногда, и я все так же говорил ей: «Я так тебя люблю, Ксю». А перед самой поездкой – ну, нашей традиционной, семейной, с Колей, в конце января – Ксюша письмо мне прислала – ну, то самое, которое я из рук выпустить не мог. Да ничего интересного в нем на самом деле не было, так… – Иван задумался, он до сих пор помнил содержание письма наизусть, и сейчас перед его глазами медленно всплывали строчка за строчкой…
