В зените - [29]

Гилик напоминает, Граве предлагает, уговаривает, а я тяну меланхолично:

— Стоит ли время тратить?

Граве смотрит на Гилика, Гилик на Граве:

— Покажем Человеку полигон Здарга?

— Покажем полигон. А что же еще?

Галактический полигон

Наконец получено «добро»!

Полигон закончил серию опытов и согласен потратить день на гостя с Земли.

Привычно ввинчиваюсь в подпространство, потом вывинчиваюсь. Измочален, но не потрясен. Неизбежное зло для космического туриста. Воспринимаю его как шприц с лекарством, как бормашину. Неприятно, но терпеть надо. Взрослый человек морщится, но не охает.

А путь от астродрома до полигона и вовсе приятен.

Сидишь в мягком кресле, спину нежишь, забот никаких, ведет ракету автомат. Поглядываешь в окошко на незнакомый узор созвездий, думаешь в ленивой истоме: «Куда занесло!»

Вспоминается мое первое и единственное путешествие за океан, в Канаду на всемирную выставку. И тогда было сходное чувство: вывернув шею, смотрел на синие кудряшки лесов (американских!), расчерченных на прямоугольники автодорогами, на серебряную фольгу рек (американских!) и тоже охал: «Куда занесло! На чужой материк! За шесть тысяч километров от дома! Кто бы мог подумать!»

Кто бы мог подумать тогда, что через два года меня занесет в звездный шар М-13, за тридцать тысяч световых лет и от Москвы, и от Канады. После этого чему удивляться?

Рядом со мной Граве. После приключения с восьминулевыми он не решается отпускать меня в одиночку. Ну и пожалуйста, мне даже удобнее так. Я полеживаю, коллекционирую впечатления, разбавляю их глубокомыслием, а Граве беспокоится о моей безопасности, ерзает, вглядывается в звезды, рацию теребит.

— Что вам не сидится, Граве? Автомат же у руля.

— Не пойму, куда он ведет, с картой не совпадает. Глядите, сколько звезд высыпало. Боюсь, что мы попали на опытное поле.

«Правильно, бойся. Это твоя обязанность — бояться за меня».

Немного погодя:

— Человек, впереди по курсу планета. Я хочу высадиться и подождать, пока наладится связь. Опасаюсь, что автомат ведет нас не туда.

«Давай опасайся, не возражаю, это твой долг — опасаться, высаживать и налаживать. Мое дело — смотреть и запоминать, как и что выглядит».

Выглядит эта планета как Восточный Крым. Невысокие горы с жесткой травой, колючие кусты, изредка отдельные деревья, точнее, что-то среднее между деревом и кактусом — мясистые и извилистые, как ветки, листья. Возможно, суждение мое скороспелое. Вероятнее, планета разнообразна. Но в этом районе сухие предгорья, древокактусы и ночь.

Связь никак не налаживается. Граве кряхтит, колдует с манипуляторами, ничего у него не получается. В конце концов он объявляет, что виноват корпус ракеты, видимо, намагнитился в какой-нибудь заряженной зоне, предлагает оттащить рацию в сторону, метров за триста. И опять он стучит и кряхтит, а я сижу рядом и любуюсь созвездиями. Кажется, это слова Сенеки: «Если бы звезды были видны только в одной местности, люди со всех стран стекались бы туда, чтобы полюбоваться». Интересно, что изрек бы римский стоик, увидев небо шарового. Не узор, а звездная сыпь. Особенно здесь, на полигоне. И мигают и разгораются. И новые появляются. Вот в этом пятиугольнике не было ничего, а теперь появилась звезда… и какая яркая.

— Граве, я, кажется, открыл сверхновую. Вот там — в пятиугольнике. Стойте, там еще одна. Это бывает у вас?

Хотел было привстать, чтобы рассмотреть получше, и вдруг чувствую — не могу подняться. Отяжелел. Тело налилось свинцом, как в ракете при перегрузке. Но на планете-то с какой стати перегрузка? С ускорением движется она? Курс меняет?

Впрочем, это я потом подумал — тогда не до размышлений было. Тяжесть распластала, вдавила в острые камни. И надо было ползти, помнил: в ракете спасение — противоперегрузочное кресло.

Но триста метров! Шутя отошли мы с рацией на ближний холм, еще и в лощинку спустились ради экранирования. А теперь, обезноженные, барахтались, подтягивались, хватаясь за корни, перекатывались. Ползли, словно бы из груды мешков выбирались, а на нас все валили и валили невидимые мешки.

Вот попали!

Перегрузка исчезла так же внезапно, как появилась. Сползли со спины мешки, расправились сдавленные ребра. Вдохнул полной грудью, встал, потянулся…

— Что это было, Граве?

Мой проводник не без труда взгромоздил тело на подгибающиеся ноги.

— Идем, Человек. Скорее. Небезопасно тут.

— Подождите, Граве, дайте дух перевести.

— Не мешкай. Скорее, скорее к ракете!

Да, мешкать не стоило. Аттракцион, оказывается, не был закончен. На смену перегрузке пришла недогрузка. Вес убывал, убывал, шаги становились все длиннее. Шагнул и плывешь-плывешь, никак не дотянешься до твердой почвы. Несет куда-то над кустами, над ямами, совсем не туда, куда прицеливался ступить. Меня вынесло на отвесную скалу. Оттолкнулся руками что есть силы. Теперь назад понесло, а сзади кактусы с колючками в локоть длиной.

— Ракетницу вынь, Человек. Ракетницей правь.

Хорошо, что ракетница была при себе. Вообще-то она нужна в мире невесомости, в межпланетном пространстве. Стреляешь налево — несет направо. Принцип движения каракатицы.

Вытащил из наружной кобуры. Соображаю, куда же стрелять.