В Замок - [60]

— Но я теперь принадлежу другому, не тебе. — От глубокой печали голос Фриды звучал глухо.

— Ты всегда принадлежала кому-то другому, — мрачно возразил К., — и никогда — мне. Другой думал, что ты принадлежишь ему, и благодаря тебе он принадлежит Замку или хотя бы Деревне. Но все было наоборот...

— Наконец-то ты понял, что ты только...

К. не дал ей продолжить:

— Нет, нет! Я ничего не понял, я просто констатирую факты. Сначала Деревня, потому что остаться можно лишь там, где ты не раздражаешь людей, потом Замок, потому что нельзя остаться там, где это не разрешено законом, потом ты, потому что ни от кого нельзя ожидать на основании какого-то любовного лепета, который впоследствии оказывается не внушающим доверия, нельзя ожидать, что человек порвет со своим привычным окружением. Но поскольку Деревня принадлежит Замку, никто не может принадлежать Деревне, не принадлежа одновременно Замку... Круг замыкается, и оказавшийся вне круга становится посторонним.

— Я бы ушла с ним насовсем, — сказала Фрида.

— Ради любви, которая, как ты сама говорила, не была любовью? Нет, это не решение. Тот, другой, пришел издалека, и пришел именно сюда, — это не могло быть случайностью. В записках, которые ты мне показала, были слова, я хоть и бегло все просмотрел, заметил: «последняя станция».

— Это же невозможно.

К. кивнул:

— Наверное, как раз поэтому он и сделал такую попытку.

— Послушай, — сказала Фрида, — послушай, послушай... Ах, если бы ты только понял! Было бы совсем просто.

— Да, — кивнул К. — А так все очень сложно.

— Ну, ладно. Сложно так сложно. Мне надо еще кое-что сделать. Тебе сейчас нужно...

— Мне ничего не нужно, — запротестовал К.

— Но я должна...

— Ты ничего не должна.

Но Фрида все-таки пошла к двери.

— Скажи, ты вообще спишь когда-нибудь? — окликнул ее К.

— У меня еще будет достаточно времени для сна.

— Верно. Однажды у всех будет достаточно времени для сна. Не уходи, ведь в тот час не хочется оставаться в одиночестве. На пути туда.

— Не могу слышать, когда ты так говоришь! Конечно, принято считать, что некоторые люди знают, когда умрут, даже если никто, кроме них самих, не замечает признаков их близкой смерти, но ты-то просто кокетничаешь. Ты кокетничаешь, как избалованная девчонка.

— Может, и так, — сказал К. таким усталым голосом, что Фрида, уже стоявшая в дверях, сделала шаг назад.

— А если бы я попросила: откажись от этой бессмысленной затеи, от попыток проникнуть в Замок? Если бы я попросила: останься здесь, — ты остался бы?

К. долго молчал, прежде чем ответить.

— Нет, — сказал он. И мысленным взором снова увидел пустое небо.

Фрида вернулась, когда К. уже потерял надежду на ее возвращение. Но куда подевалась ее прямая осанка? Фрида понуро горбилась и едва волочила ноги. Теплый платок, который она, уходя, накинула на плечи, сполз на пол, Фрида устало опустилась на край кровати.

— Ушли наконец, — сказала она. — Хозяин насилу выставил за дверь весь этот сброд. Но теперь они ушли.

— Поэтому и тихо стало, — сказал К. — Я, наверное, задремал, — только сейчас заметил, какая стоит тишина. Нынешний день очень долго тянется. — К. отодвинулся к стене, освобождая место для Фриды. — Приляг.

Фрида была до того усталой, что не стала возражать.

— Может, погасить свет? — спросила она, но сама уже легла.

— Я погашу, — К. поднялся, зажег свечу на столике и выключил электрическую лампочку под потолком. Потом присел на краешке кровати.

— Ты сможешь уснуть? — спросил он.

— Не знаю. Давай поговорим, может быть, уснуть будет легче.

К. спросил, о чем она хочет поговорить. Фриде ничего не пришло в голову, она попросила К. рассказать какую-нибудь историю, ведь у него это так хорошо получается. К. спросил, о чем ей хочется послушать.

— О чем угодно, — сказала Фрида и придвинулась вплотную к стене. К. остался сидеть на краю кровати. Великим рассказчиком историй его нельзя считать, сказал он, большинство историй интересны, когда их рассказываешь по определенному поводу.

— А ночь? — сказала Фрида. — Ночь — прекрасный повод рассказывать истории. Может быть, расскажешь что-нибудь из прочитанного? — Потом Фрида спросила, не хочет ли он тоже лечь. И еще плотнее прижалась к стене. Осторожно вытянувшись рядом с Фридой, К. лежал и молча глядел на потолок, где слабо мерцал дрожащий отблеск свечи. Наконец Фрида спросила, всерьез ли он сказал, что скоро умрет. Желая успокоить ее, К. ответил, что говорил не всерьез, что все было пустой болтовней, но именно при этих словах Фрида, почти задремавшая, разом пробудилась.

— Вот этому я поверю в последнюю очередь! Мне ли тебя не знать! Я давно уже заподозрила, у тебя есть что-то на уме!

К. рассмеялся:

— Основания для подозрений — они не во мне, а в Деревне, ведь здесь всякого чужого человека подозревают, так сказать, из принципа. А что касается меня, то на протяжении всей жизни у меня были сложности не столько из-за того, что у людей было что-то на уме, сколько из-за того, что на уме у них ровным счетом ничего не было, а если и было, то что-то очень смутное. Когда на уме что-то есть, это гораздо менее подозрительно, гораздо хуже, когда вообще ничего нет. Я, конечно не имею в виду, нечестных намерений... Неужели ты подозреваешь меня в нечестности?