В южных морях - [45]

Примерно в двухстах ярдах от океанского находится пляж лагуны. Соберите раковины с обоих, положите рядом и вы сочтете, что они из разных полушарий, одни очень бледные, другие очень яркие, одни преимущественно белые, другие пестрят более чем двадцатью цветами и покрыты точками, будто сыпью. Это кажется тем более странным, поскольку крабы-отшельники перебираются с одного края острова на другой, я встречал их возле колодца резиденции, откуда в обе стороны примерно равное расстояние. Несомненно, многие раковины в лагуне мертвы. Но почему? Несомненно, у живых раковин совершенно иные способности к мимикрии. Но почему они столь различны? Пока что мы стоим только на пороге этой тайны.

Как я сказал, оба пляжа полнятся жизнью. На океанской стороне и на некоторых атоллах это изобилие жизни потрясает: камень под ногами насыщен ею. Я откалывал — в частности на Фунафути и Арораи[46] — большие куски древней, выветрившейся скалы, звеневшей под моими ударами, как железо, и на разломе оказалось полно свисавших червей длиной с кисть моей руки и толщиной с детский палец, белых с очень легким розовым отливом, расположенных по три, по четыре на каждый квадратный дюйм. Даже в лагуне, где некоторые моллюски казались больными, другие (это общеизвестно) весьма процветают и создают богатство этих островов. Рыбы тоже много; лагуна представляет собой закрытый рыбный садок, способный тешить воображение аббата; акулы там кишат главным образом у выходов из лагуны, чтобы пировать этим изобилием, и можно предположить, что человеку нужно только забрасывать удочку. Увы! Это не так. Среди красивых рыб, что плавали стаями при входе «Каско» в пролив атолла, у одних ядовитые шипы, у других ядовитое мясо. Чужеземцу следует воздерживаться от рыбной ловли, либо идти на риск получить мучительную, опасную болезнь. Туземец на своем острове надежный советчик, перевезите его на соседний, и он будет так же беспомощен, как вы. Потому что тут проблема и времени, и места. Рыба, пойманная в лагуне, может оказаться смертельно ядовитой, та же самая рыба, пойманная в море в тот же день всего в нескольких стах ярдах от входа в пролив, будет вполне съедобной. На соседнем острове дело может обстоять совершенно наоборот; и возможно, две недели спустя этих рыб, как из моря, так и из лагуны, можно будет есть. По словам туземцев, эти ошеломляющие перемены создаются движением небесных тел. Красивая планета Венера играет очень большую роль во всех островных рассказах и обычаях, и среди прочих своих функций, некоторые из них более впечатляющи, она регулирует сезоны съедобности рыб. В одной фазе Венеры рыба в лагуне ядовита, в другой — совершенно безвредна и является ценным продуктом. Белые объясняют эти перемены фазами коралла.

Это добавляет последний штрих ужаса к мысли об опасном кольцевом острове в море, он представляет собой даже не скалу, а органику, частью живую, частью сгнившую; вокруг него даже чистое море и красивая рыба ядовиты, самый крепкий камень на нем изрыт червями, и мельчайшая пыль так же опасна, как лекарство аптекаря.

Глава третья АРЕНДА ДОМА НА НИЗМЕННОМ ОСТРОВЕ

Остров малонаселен, однако только благодаря непредвиденному стечению обстоятельств я нашел его настолько безлюдным, что никакие звуки человеческой жизни не разнообразили часов дня; мы ходили по этому городу, напоминающему ухоженный общественный сад, среди закрытых домов, без единого объявления в окне о сдаче жилья; и когда мы посетили правительственное бунгало, мистер Донат, исполнявший обязанности вице-резидента, самолично приветствовал нас и угощал кокосовым пуншем в зале заседаний и судебного присутствия этого обширного архипелага, наши стаканы стояли среди судебных повесток и опросных листов переписи. Непопулярность последнего вице-резидента вызвала массовый исход туземцев, служащие отказывались от должностей и уходили на свои крохотные кокосовые плантации в отдаленных районах острова. В довершение всего губернатор в Папеэте издал приказ: все земли на островах Паумоту должны быть определены и зарегистрированы к определенной дате. А население архипелага полукочевое; о человеке вряд ли можно сказать, что он житель конкретного атолла; он с нескольких, возможно, у него есть жилье и родственники на десятке атоллов; и в частности, жители Ротоавы, мужчины, женщины, дети, от жандарма до проповедника-мормона и школьного учителя владели — чуть было не сказал землей — владели по крайней мере домом из коралловых блоков и кокосовыми пальмами на каком-нибудь близлежащем островке. Туда — от жандарма до младенца, пастор со своей паствой, учитель с учениками, ученики с книгами и грифельными досками — отплыли на судне за два дня до нашего появления, и теперь все спорили о границах. Воображение рисует мне, как их горластый спор смешивается с шумом прибоя и криками морских птиц. Они так дружно бежали, напоминая птичью стаю, улетающую в теплые края; остались только пустые дома, словно старые гнезда, которые вновь будут заселены весной; и даже безобидный школьный учитель отправился в эту миграцию вместе с ними. Покинули остров, как мне сказали, пятьдесят с лишним человек, остались только семеро. Но когда я устроил пир на борту «Каско», моих гостей оказалось не семь, а почти семью семь. Откуда они появились, как были созваны, куда исчезли, когда все было съедено, не имею понятия. В свете рассказов о низменных островах и той жуткой частоты, с которой люди избегают океанского берега атоллов, два десятка тех, кто сидел за столом с нами, могли вернуться ради этого случая из царства мертвых.