В водовороте века. Мемуары. Том 2 - [133]

Мое беспокойство о Чвэ Чхан Горе основывалось именно на такой политической обстановке. На месте, отдаленном в километрах трех от Саньюаньпу, я дал походному отряду команду: ускорить шаг. Страстное желание как можно скорее увидеть Чвэ Чхан Гора ускоряло наш марш. Казалось, мои ноги вооружились еще и крыльями.

Но, прибыв в Саньюаньпу, мы были как громом поражены вестью о Чвэ Чхан Горе. Члены местной организации сообщили нам прискорбную весть о его гибели. По их словам, во время руководства работой Гушаньцзыской комсомольской организации Чвэ Чхан Гор был арестован правой фракцией Кунминбу и увезен неизвестно куда. То же самое передал нам юноша по фамилии Пак из Саньюаньпуской комсомольской организации. Этот парень пришел к нам, услыхав весть о приезде АНПА. По его словам, террористы из Кунминбу, заманив Чвэ Чхан Гора в Цзянцзядянь уезда Цзиньчуань, убили его и распространили слух, будто он коммунистический агент, потому и ликвидирован. Иные юноши сообщали, что Чвэ Чхан Гор был убит, развертывая деятельность на участке Хайлун — Цинъюань.

Так или иначе, казалось, ясно было одно: на этом свете нет нашего Чвэ Чхан Гора. От гнева и возмущения я не мог ни вымолвить слова, ни пролить слезы.

Неужели он так скоропостижно ушел от нас, такой пламенный, такой сердечный юноша из ССИ, каким он всегда и неизменно оставался перед нами! И вдруг его с нами больше нет… Это была очередная большая скорбь, безжалостно вторгшаяся в нашу душу вслед за той скорбью, которую мы изведали на гребне безымянной горы на рубеже уездов Аньту — Фусун.

Потеря такого верного боевого друга была действительно душераздирающей утратой для нашей революции в такие бурные дни, когда на арене истории представлялась уже въявь вооруженная борьба в лице обмундированной стройной АНПА и когда ее выстрел громко раздавался как прелюдия к новому времени на обширной территории Маньчжурии.

И из глаз Чха Гван Су, сидевшего рядом со мной, ручьями лились слезы и падали на траву, пожелтевшую под палящим солнцем.

Мне хотелось увидеть семью покойного Чвэ Чхан Гора, и я вместе с отрядом направился в Гушаньцзы. Нас встретила его жена с грудным младенцем и младшим братом мужа. Она была действительно стойкой женщиной, не показала нам слез и говорила, что мечтой ее мужа было драться с оружием в руках против япошек, и просила принять ее в партизанский отряд, чтобы она могла бороться вместо своего мужа.

Мы, изменив маршрут похода, решили переночевать у семьи покойного.

Наутро отряд оставил поселок Гушаньцзы. Жена Чвэ Чхан Гора, провожая нас, далеко следовала за нами.

Я не знал, чем и как утешить эту полную печали женщину, и, обняв ребенка, поласкал его, погладив по щечкам. У него прорезались два зубочка. Личиком он точь-в-точь отец. И он в ответ, касаясь ручонкой моего лица, лепетал: «папа, папа». При виде этой сценки мать, не выдержав, прослезилась. И у меня глаза повлажнели. Некоторое время, припав своей щекой к щечке ребенка, я молча смотрел в сторону поселка Гушаньцзы, не смея оторвать от него глаз.

— Вырастим его достойно, чтобы он продолжал дело отца!

Больше ни слова вымолвить не мог, горячий комок подступил к горлу…

Когда мы отошли от Гушаньцзы километра на два, Ким Иль Рён предложил произвести траурный салют, видя, что все мы в глубокой скорби, потеряв боевого товарища. Может быть, он хотел траурным этим салютом поддержать наше настроение, вернуть нас к бодрости. Все-таки он, прошедший сквозь огонь и воду, был человеком глубокой души.

— Я не хочу верить этим слухам. Мы еще не видели его мертвым. И можно ли произвести траурный салют?..

Через Мэнцзян мы прибыли в Лянцзянкоу, где к нам поступило поразительное сообщение. Примерно 20 солдат Армии независимости, жившие затворниками в районе Фусуна, вместе с китайским вооруженным отрядом из 70–80 штыков затевают интригу, чтобы совершить налет на наш отряд и разоружить нас. Интриганами были именно воины Армии независимости при Кунминбу. Они разведали маршрут похода АНПА, продвигавшейся от Мэнцзяна по направлению к Лянцзянкоу, а затем сообщили китайскому антияпонскому отряду, что мы являемся главной частью коммунистической армии. Отряд Армии независимости вместе с китайским антияпонским отрядом ждал нас, заранее заняв поселок, куда пройдет наш партизанский отряд.

Сообщение об этом нам представили комсомольцы из Лянцзянкоу. Там было много членов местной организации и юношей, знакомых мне. Как только мы прибыли в Лянцзянкоу, они и рассказали мне об этом.

Именно в ту пору среди партизан раздавались голоса: разгромить террористов из Кунминбу и отомстить им за Чвэ Чхан Гора. Пришли ко мне в командование и те товарищи, которые однажды вместе со мной уговаривали юношей Люхэ, требовавших ликвидировать террористов из Кунминбу и отомстить врагам за Чвэ Чхан Гора, за шестерых патриотов, убитых в ущелье Хуаймяошаня в дни созыва съезда Молодежной федерации Южной Маньчжурии. И те, заявляя, что всякому терпению есть предел, предлагали беспощадно драться с ними и проучить их, чтобы впредь им не повадно было так поступать. Но на словах говорить-то легко — «проучить», а на деле это не такое уж простое дело, которое легко и дешево обходится. Прежде всего в численном отношении противная сторона намного больше нас.