«Николай Гаврилыч! Вы некогда делали мне предложение и желали на мне жениться. В настоящее время я нуждой доведена до последней степени нищеты; если вы хотите, то можете на мне жениться, но решайтесь сейчас же и сейчас же приезжайте ко мне и не дайте умереть с голоду моему ребенку!» Надписав на конверте письма: «Николаю Гаврилычу Оглоблину», Елена отправила его с нянею, приказав ей непременно дожидаться ответа. На успех этого письма Елена, кажется, не совсем надеялась, потому что лицо ее после решительного и смелого выражения приняло какое-то отчаянное: она заметно прислушивалась к малейшему шуму в коридоре; наконец, раздались довольно сильные шаги, двери к ней в нумер распахнулись, и влетел торжествующий и блистающий радостью Николя.
– Ах, я очень рад!.. Благодарю вас… я ужасно рад!.. – говорил он, целуя руку Елены. – Как же вам не совестно давно мне не прислать, что вы нуждаетесь! – говорил он.
Хлопоча, чтоб Елену выгнали, Николя вовсе не ожидал, что она впадет чрез то в бедность. И воображал, что Елена превесело будет поживать с Жуквичем.
– А где Жуквич-то? – присовокупил он.
– Он давно уехал, – отвечала Елена.
Николя при этом выпучил глаза.
– Так, стало быть, это неправда, что говорили тогда про вас? – сказал Николя.
– Конечно, неправда! – воскликнула Елена.
– Ну, и отлично это!.. Отлично!.. – говорил Николя, потирая с удовольствием руки.
– Но ваш отец не позволит вам жениться на мне! – возразила Елена.
– А пожалуй, не позволяй; очень мне нужно! – говорил совершенно смелым тоном Николя.
– Но чем мы в таком случае будем жить с вами? – спросила Елена.
Николя при этом рассмеялся ей в лицо.
– Как чем жить? У меня своих двадцать тысяч годового дохода, а я еще скопил из них, – очень мне нужно отцовское состояние.
– Но правда ли это, monsieur Николя? – произнесла Елена недоверчивым голосом.
На лице Николя при этом отразилось, в свою очередь, недоумение.
– Вот видите что, – объяснила ему Елена, – я вам буду говорить откровенно, что я вас не люблю и иду за вас из-за состояния.
– Понимаю это я… Будто я не понимаю этого! – подхватил Николя.
– Кроме того, – продолжала Елена, – я столько раз в жизни была обманываема людьми, что теперь решительно никому не верю, а потому вы как-нибудь фактически должны доказать мне, что у вас есть состояние.
– Да как же я вам докажу? – спросил Николя, тяжело поворачивая свой толстый язык.
– Как знаете!.. – сказала ему Елена.
Николя после этого несколько времени глядел на нее, выпуча глаза, и думал.
– Разве вот что сделать! – произнес он. – Погодите, я сейчас вам все бумаги мои привезу!.. – проговорил он радостно и затем, схватив шапку, выбежал из нумера; но через какие-нибудь полчаса снова вернулся и действительно привез показать Елене, во-первых, купчую крепость и планы на два огромные каменные дома, собственно ему принадлежащие, и потом духовное завещание от родной бабки на очень большое имение.
– Ну, вот вам, успокойтесь! – говорил он.
Елена пересмотрела эти бумаги очень внимательно.
– Все это отлично!.. – проговорила она. – Но вы теперь мне дайте хоть сколько-нибудь денег, потому что ни ребенок, ни я другой день ничего не ели.
– Ах, боже мой! – воскликнул с чувством Николя. – Возьмите, пожалуйста! – продолжал он, торопливо подавая Елене двести рублей серебром.
Та сейчас послала за чаем и за доктором для ребенка.
– Только вы завтра на мне, Николя, и женитесь! – говорила ему Елена.
– Завтра, непременно завтра! – отвечал Николя.
Елена до такой степени спешила выйти замуж, с одной стороны, кажется, из опасения, чтобы Николя кто-нибудь не отговорил, а с другой, тоже чтобы и самой не передумать.
Услыхав о женитьбе сына на Жиглинской, старик Оглоблин в первые минуты, когда ему сказали о том, совсем потерялся и потом, конечно, позвал к себе на совещание своего Феодосия Иваныча.
– Слышали… что тут… наделалось? – спросил он его своим отрывистым языком.
– Что такое-с? – отозвался Феодосий Иваныч, как бы и не догадываясь, о чем его спрашивают.
– Николай!.. Женился… на этой бывшей нашей кастелянше!.. И я желаю… брак этот расторгнуть!.. – продолжал старик Оглоблин.
Феодосий Иваныч на это уже молчал: он, кажется, все еще продолжал немножко сердиться на своего начальника.
– Как вы думаете, разведут их? – приставал к нему Оглоблин.
– Как мне думать тут?.. Все это от владыки зависит! – воскликнул насмешливо Феодосий Иваныч, в удивлении, что начальник его подобных вещей даже не знает.
– От владыки, вы думаете, зависит это? – переспросил тот его еще раз.
– Все от владыки! – повторил Феодосий Иваныч тем же насмешливо-грустным тоном.
Получив такое разъяснение от подчиненного, старик Оглоблин в то же утро, надев все свои кресты и ленты, отправился к владыке. Тот принял его весьма благосклонно и предложил ему чаю. Оглоблин, путаясь и заикаясь на каждом почти слове, тем не менее, однако, с большим чувством рассказал о постигшем его горе и затем изложил просьбу о разводе сына. Владыка выслушал его весьма внимательно, но ответ дал далеко не благоприятный.
– В законе указаны случаи, вызывающие развод, но в браке вашего сына я не вижу ни одного из них! – произнес он своим бесстрастным голосом.
