В твоих пылких объятиях - [62]

Ричард перевел дух и взялся за поводья, чтобы вести лошадь за собой.

— Сначала идите по дороге прямо, а потом, у развилки, сверните налево, — скомандовала Антония.

Ричард кивнул, и они двинулись в путь.

— Право, мне совестно, что я причинила вам такое беспокойство, — промурлыкала Антония.

— Бывает, — хмыкнул Ричард. — Люди, как и лошади, иногда спотыкаются, причем даже на ровном месте.

— Но мой учитель танцев утверждает, что я танцую лучше всех в Оустоне и движения у меня легки и изящны.

Поскольку Антония видела только спину Ричарда, он позволил себе скептическую ухмылку.

— А вы танцуете, сэр Ричард?

— Иногда.

— Вы, должно быть, знаете, какие танцы сейчас в моде при дворе?

Элисса была права: ему не стоило так много говорить о придворной жизни. Теперь женщины считают его знатоком придворных обычаев и нравов и станут донимать его разными глупыми вопросами.

— Мне не так уж часто приходилось бывать при дворе, — .сказал он.

— Вы скромничаете! Молва утверждает, что вы там дневали и ночевали!

— Эта, что ли, развилка? — спросил Ричард, радуясь представившейся возможности сменить тему.

— Да. Теперь сворачивайте налево. Налево! — крикнула Антония, поскольку Ричард повернул направо.

— Вы уверены, что надо сворачивать именно в эту сторону? — недоверчиво спросил Ричард.

— Полагаю, мне лучше знать, где находится отчий дом, — пропела Антония и с хитрым видом посмотрела на Ричарда. — Интересно, почему вы хотели свернуть направо? Уж не замыслили ли вы что-нибудь дурное?

Ричард не выдержал:

— Моя дорогая юная леди! Хочу заверить вас, что мои помыслы чисты, как родниковая вода, но вот ваши внушают мне большие сомнения.

— Милорд! — с возмущением вскричала Антония.

— Женщины часто меня домогались, и я изучил все их уловки. Так что вы, леди, можете хоть догола раздеться — я к вам и пальцем не прикоснусь. Кроме того, я знаю наверняка, что никакого растяжения у вас нет и вы все это выдумали.

— Я… я… вы… вы… — Антония покраснела как рак, и Ричард понял, что еще немного, и она зальется слезами.

Отвернувшись от Ричарда, девушка стала слезать с лошади.

— Я правда потянула связки! — воскликнула она. — А вы невесть что обо мне подумали, нахал!

Коснувшись земли ногами, она часто-часто заморгала, словно от боли.

Блайт хмыкнул. Девчонка довольно убедительно разыграла оскорбленную невинность. К несчастью для нее, она забыла, какая именно лодыжка у нее якобы болит, и теперь хромала на другую ногу.

Ричард не сомневался, что, оставь он Антонию здесь, у развилки, она станет рассказывать всем и каждому, какой он невоспитанный чурбан и жестокосердный человек. Хотя ему лично было на это наплевать, он знал, что разговоры на эту тему вызовут неудовольствие Элиссы и опечалят ее.

— Прошу меня извинить, — пробурчал он. — Я, знаете ли, слишком долго общался с актерами, а они мастера на розыгрыши. Позвольте мне помочь вам снова сесть на лошадь. После этого мы, как вы того хотите, повернем налево и продолжим путь.

— Ваши извинения принимаются, — с величественным видом произнесла Антония.

— Скажи, Уил, где ты услышал это-выражение? — негромко спросила она.

— На… на конюшне.

— От кого?

У Уила по щекам заструились слезы.

— Он очень злился, мама. — пробормотал мальчик, поднимая на Элиссу глаза. — Но не на меня, нет… — торопливо добавил он.

— Это был Ричард?

Уил вытер нос и кивнул.

— Понятно. Я обязательно скажу ему, что у нас дома употреблять такие грубые слова не принято. И гнев не может служить этому оправданием. Прошу тебя, Уил, никогда больше этих слов не говорить. Ты меня понял?

Уил с обреченным видом снова кивнул.

— Кроме того, ты наказан и не будешь ездить верхом до конца недели.

Мальчик в ужасе посмотрел на мать.

— Но…

— Никаких «но»! Такая мера заставит тебя запомнить на всю жизнь, что истинного джентльмена узнают по тому, что и как он говорит. А теперь отправляйся к себе в комнату и сиди там, пока я тебя не позову.

Понурив голову, Уил шаркающей походкой, как старик, вышел из комнаты.

Наконец сэр Блайт добрался до дома Антонии. Он валился с ног от усталости и, кроме того, был зол как черт. По счастью, Антония всю дорогу до Норберт-Холла хранила молчание: поняла, должно быть, что, домогаясь его, несколько перегнула палку. Или, быть может, мрачное настроение Ричарда передалось ей и излечило ее — по крайней мере на время — от излишней разговорчивости, кто знает?

Распрощавшись со сластолюбивой девицей и двинувшись в обратный путь, Ричард постарался выбросить из головы Антонию и вновь вернуться мыслями к предстоящему объяснению с Элиссой. У него в голове снова стали одна за другой прокручиваться умилительные сцены примирения — страстные речи, горячие поцелуи, ласки, потом снова поцелуи и ласки и так далее, до бесконечности…

Неожиданно его взгляд напоролся на каменную постройку оставшегося от былых времен павильона.

Все еще стоит, проклятый, с ненавистью подумал Ричард и дал себе слово при первой же возможности срыть павильон до основания.

Однако настроение у Ричарда после этого не улучшилось, а, наоборот, еще больше испортилось.

Почему, спрашивается, этот проклятый павильон не был уничтожен землетрясением, молнией или еще каким-нибудь образом? Почему, в конце концов, первый муж Элиссы, сторонник современных направлений в архитектуре, не велел разобрать его по кирпичику, чтобы выстроить на его месте не менее чудовищное, но зато абсолютно новое здание?