В тупике - [13]

— Владимира не видела?

— Он только что пришел на кухню… Спал на лужайке.

— Напился?

— Только начинает.

— Дай мне халат.

Ей не хотелось одеваться. Она лишь провела гребнем по волосам, почти что белым у корней и таким редким, что между ними видна была кожа.

— Напомни мне завтра отнести кольцо в банк. Жанна сошла вниз расслабленной походкой и сама зажгла лампы, так как комнаты уже погружались в полутьму. Входя в гостиную, она столкнулась со стоявшей там Жожо.

— Ты что тут делала?

Они обе испугались друг друга и с недоверием переглядывались.

— Собиралась отдать письма Дезирэ, чтобы он их отправил…

— Никто не приходил?

Она прошла через буфетную на кухню. Белоснежная кухня была ярко освещена, и Владимир сидел на столе, рядом стоял стакан.

— Добрый вечер, ребята!

Кухарка пекла пирог. Дворецкий, накинув фартук на жилет, чистил серебро.

— Идешь, Владимир?

У него уже набрякли веки, глаза увлажнились. Она направилась в гостиную и спросила у него с материнской заботой в голосе:

— Хочешь, съездим куда-нибудь, развлечешься.

— Нет!

— А что ты будешь делать?

— Ничего.

Он боялся, что, выехав с виллы, встретит Блини. Он представлял его себе на перроне вокзала, в ожидании поезда, идущего неведомо куда.

— Сбить тебе коктейль?

В гостиной был маленький бар. Жожо, смутившись, ушла в соседнюю комнату. Ковры были потертыми, обивка поблекла, мебель казалась чужой…

— Я тебя никогда не видела таким несчастным, — вздохнула Жанна.

— Я хочу напиться, — сообщил он хрипло. И он пил. Она тоже. Позвали Жожо, чтобы та завела граммофон, но когда поставили русскую пластинку, Владимир встал и отключил граммофон так резко, что тот, должно быть, испортился. Во всяком случае, внутри что-то престранно щелкнуло.

— Ты все думаешь про Блини? А я о той парочке; наверное, ругаются сейчас друг с другом в вагоне. Так им и надо, пусть не воображают из себя! Дрянь такая…

— Дрянь… — повторил Владимир. Он уже был пьян, но по нему никогда не было заметно, что он перепил, — он всегда умел сохранить какое-то достоинство.

Все вокруг казалось пустым и бесцветным.

— Что ты хочешь вечером на обед?

— Ничего!

— Послушай, Владимир!

— Я сказал — ничего, черт возьми! Долго еще ко мне будут приставать?

— Да что с тобой творится? Я тебя таким никогда не видела.

— Что со мной? Что со мной?

Он внезапно швырнул на пол бутылку джина, и она разлетелась вдребезги.

— Блини не крал бриллианта! — прорычал он и снова застыл в неподвижности.

— Что ты сказал?

— Я сказал… Я сказал…

За неимением джина он взялся за вермут, глотая прямо из горлышка.

— Я сказал, что я сволочь… Я хотел, чтобы Блини уехал… Это я подсунул кольцо.

— Ox! — вырвалось у Жожо, которая до сих пор молчала.

— Ты уверен? — спросила Жанна, вставая.

— Я ревновал…

— Меня?

— Вообще… Никто не поймет… Теперь он, наверно, на вокзале…

Почему Блини все время виделся ему на скамье, с узел ком, в ожидании поезда?

— Что надо сделать?

— Откуда мне-то знать?

— Слушай, Владимир… Что если я пошлю ему с Дезирэ немножко денег?

Он пожал плечами.

— Ты хочешь, чтобы я снова его сюда вернула? Он с отчаянием посмотрел на нее и опять пожал плечами.

— Хотите, я съезжу? — предложила Жожо.

— Правильно, поезжай! Я тебе дам денег… Ты ему скажешь.., скажешь…

— Да он от них не откажется! — заявила Жожо. Пару минут спустя она уже ехала на машине и везла в сумочке десять тысяч франков. Жанна подсела к Владимиру на диван.

— Ну, теперь скажи правду… Почему ты ревновал?

— Просто так!

— Сознайся, не меня ты ревновал…

— Оставь меня в покое!

— Я ведь тебя знаю, будто сама тебя сделала на заказ! Сознайся, ты ведь подбирался к моей дочери…

— Нет!

— Стервец!

Она это сказала беззлобно, скорее, ласково.

— Не могу я на тебя сердиться, я ведь тоже способна на то же самое, что и ты. Ты Эдну утром видел? — Жанна истерически рассмеялась.

— Она у меня зажигалку сперла… Давно уж на нее глаз положила. Я у Жожо тоже кое-что нашла, да ничего не сказала…

— Что нашла?

— А тебе не все равно? Я ей все-таки ничего не скажу. Она дура! Способна прикарманить пять тысяч и сказать, что все отдала Блини… Я-то думала, ты с ним дружишь…

Пауза. Она отпила глоток.

— Нет, ты совсем такой, как я. Ну скажи, разве у тебя есть друзья?

Жанна уже растрогалась; она могла очень много выпить, но с первых же рюмок принималась хныкать.

— Может, ты и прав… Уж очень он хорошо ладил с моей дочерью…

Потом она погрузилась в размышления; видно, припомнила сцену на палубе.

— Ну, ты все-таки порядочный негодяй! Скажи, ты здорово мучаешься теперь?

Жанна высморкалась. Какое-то время они сидели молча. Потом Владимир вскочил как ужаленный. Он нервничал, оттого что Жожо долго не возвращалась. Наконец она появилась.

— Ну что?

— Уехал…

— Куда?

— Элен не знает. Дневным поездом.

— Каким?

— Не знает она. Вот деньги.

— Положи сюда. А что моя дочь делает?

— Ничего. Собирается сойти с яхты, поесть у Полита. Владимир резко спросил:

— Вы ей сказали?

— Нет! Нет! — горячо возразила Жожо, чувствуя, что он вот-вот взорвется.

Он посмотрел ей прямо в глаза, чтобы убедиться, что она не лжет.

— Может, поужинаем, — зевнула Жанна. — Кажется, я видела, как пирог пекли…

Глава 4

Настала Пасха. С шести часов утра, под торжествующими, как фанфары, солнечными лучами, машины привозили из Тулона и Марселя рыболовов-любителей, которые перекусывали на террасе «У Полита», а затем отправлялись на захват всех скал, какие только имелись на мысе Антиб. За ними тащились женщины и детишки в соломенных шляпах. Трезвонили колокола. Всевозможные лодочки, ялики, плоскодонки, парусники, величиной в несколько метров, похожие на игрушки, которые почти что весь год стоят в порту без хозяина, теперь этого хозяина дождались, а то даже нескольких. Тарахтя, заводились моторы. В неподвижный воздух поднимались паруса. Небо и море сливались в едином сиянии, и два самолета, Бог знает почему, без конца описывали круги над заливом и то снижались, гремя моторами, чуть не до самой воды, то снова взлетали и снова кружили над заливом.