В тупике - [41]

Вот тут-то Кафар и сказал: «Можешь меня поздравить…» Фарида подозрительно, но все же не без любопытства посмотрела на него, и Кафар улыбнулся ей.

— Да-да, можешь меня поздравить.

— Интересно бы узнать, с чем?

— С тем, что я перестану есть хлеб, которым ты меня попрекаешь.

— Да-а?.. А что такое случилось? Ты нашел золотую жилу?

— Нет, устроился на работу.

— Да, уж кому-кому, а тебе золотую жилу в жизни не найти. Да и то сказать: разве станет бог раздавать золото кому попало? Нет, бог — он как следует сначала посмотрит, что за человек…

Фарида накормила детей, уложила их спать, раскрыла швейную машину и, проклиная заказчицу: «Чтоб ты сдохла в этом платье!» — принялась распарывать платье, ушивать его в бедрах.

— Дура ты, дура, — бурчала Фарида, — еще недовольна, что в бедрах свободно. Ну, а я-то тут при чем? Что я, тебе свои бедра дам что ли? Ты благодари бога, что на таком хилом, как у кильки, теле трусы еще держатся! — последнее соображение очень понравилось Фариде, она повернулась к Кафару: — Женился бы на такой — вот тогда и узнал бы мне цену!

Кафар засмеялся, подошел к жене и погладил ее по голове. «Господи, когда же она успела так поседеть?» — подумалось ему вдруг с нежностью.

— Чего ты ржешь? И все вы, мужики, такие — только заговори при нем о другой бабе — сразу таять начинает. Будь она хоть собакой — лишь бы чужой была. Тьфу, пропади ты пропадом! Нитка запуталась! Чтоб она сдохла, эта милиционерша! Задала работенку…

— Ну и плюнь, если тяжело.

— Как это — плюнь? А вас я чем тогда кормить буду? Разве на одну мою зарплату можно прокормить пятерых? Не забывай, что хоть Гасанага и в интернате, на него тоже тратиться приходится.

— Все, с сегодняшнего дня я больше не на твоем иждивении!

— Вон как ты заговорил! Я, значит, его кормила, одевала, дала ему возможность высшее образование получить — и вот она, его благодарность!

— Когда ж это я не ценил твоих забот? — Кафар привлек ее голову себе на грудь. — Ты не так поняла, я только хотел сказать, что с этого дня тоже буду помогать тебе.

— Чем это?

— Сколько же раз можно говорить! Я сегодня на работу устроился.

— Да-а! Ну надо же! Ты представляешь, как эта сукина дочь вывела меня из себя — ничего не слышала, что ты мне говоришь, ничего не соображала, да еще я думала, что получу с этой мымры деньги, куплю мяса — у нас мясо кончилось, — а она мне так ничего и не заплатила… Нет, ты правду говоришь? А как же твоя учеба?

— Ну что — буду учиться и работать. Все равно ведь скоро уже конец.

— Какой конец? А аспирантура? Ты ведь говорил, что будешь в аспирантуру поступать, ученым станешь! Значит, что, просто мне зубы заговаривал? Да? Морочил голову?

— Зачем? Буду работать и в аспирантуре учиться. Заочно. А то уж я совсем тебя замучил.

— Ладно, ладно, не болтай глупостей. У трудностей век короткий. Я и не такое вытерплю, лишь бы знать, что у тебя будет приличная должность, что в один прекрасный день ты сможешь подумать и о детях. Ведь мы должны теперь жить для них, для детей… — Фарида сказала это так искренне, с такой грустью, что Кафара опять захлестнуло чувство нежности, жалости к ней. — Ну, и где ты будешь работать? — спросила она через какое-то время.

— В архиве древних рукописей.

— Да? Ну, и какая же у тебя будет зарплата?

— Сто десять рублей.

— Хм… А если бы ты стал учителем — сколько бы тебе дали?

— Рублей сто, наверно…

— Сто рублей! Я хоть и просто рабочая, и то зарабатываю больше. Зачем тогда, интересно, вы дни и ночи горбатитесь над своими книгами?

— А по-моему, приличная зарплата. К тому же, говорят, скоро ее повысят.

Фарида заправила в машинку шпульку, вдела нитку в иголку, и «Зингер» застрекотал снова. Машинка работала мягко, почти бесшумно — Фарида частенько смазывала ее; она находила особое удовольствие в том, чтобы машинка работала мягко и тихо.

— Замечательная вещь эти «Зингеры». По-моему, ни одна новая машинка с ней не сравнится. Эта у нас еще со времен войны, а до сих пор, как часы, работает… Кстати, с какого дня ты выходишь на работу?

— Завтра и начинаю. Временно, пока еще учусь, буду сидеть там до часу, и прямо оттуда — в университет.

— А еда? Где же ты будешь обедать?

— Там, у них, наверное, буфет есть… Или лучше возьму что-нибудь из дому.

— Правильно! Обязательно бери с собой. Я тебе буду каждый вечер что-нибудь готовить. Только все-таки… Ты не зря поторопился? Боюсь, это помешает твоим занятиям в университете…

— А чего бояться? Ты ведь сама всегда говоришь, что мужчина ради семьи должен любые трудности преодолевать.

— Ну ладно, хватит болтать попусту. Иди давай, не морочь мне голову, хочу с этой дрянью разделаться, чтобы завтра отдать ей платье.

Кафар еще немного посидел над книгами и лег спать.

А Фарида встала из-за машинки только во втором часу ночи, а потом еще жарила на завтра котлеты для Кафара и для себя.

…Когда он вернулся домой, Фарида уже привела из садика обоих детей, уже покормила их и теперь дожидалась его. Она сразу поставила перед ним ужин, и Кафар накинулся на еду с такой жадностью, что Фарида его даже пожалела:

— Похоже, ты сегодня остался голодным? Да и бледный какой-то.

— Просто очень устал.