В тупике - [28]

— Чтоб ты мог полюбоваться на них. С чем еще, по-твоему, надо идти в загс?

— Куда?

— Слушай, ты что, опять надо мной издеваешься? Балага снова потянулся к голенищу сапога, и Кафар тут же кинулся в свою комнату.

Впереди пошел Балага, сзади Фарида, а Кафар, как под конвоем, между ними — так они и спустились во двор. Старая Сона сметала снег у своих дверей; увидев их, она поздоровалась, но никто не ответил ей. Больше всего задело старуху, что Кафар не только не поздоровался — даже не посмотрел в ее сторону…

В тот день Кафар впервые в жизни решил напиться. Правда, и тут ему не повезло — как он ни старался опьянеть, забыть обо всем, ничего не выходило, хмель не брал его.

Домой он вернулся затемно. Тут ждало его новое испытание. Нет, дома теперь все было спокойно — Фарида не сказала ему ни слова упрека, Балаги не было видно. Теперь он даже сам хотел, чтобы Фарида нарвалась на скандал, спросила бы его, где это он до таких пор болтался — он бы тогда сорвал на ней всю свою злость, выложил бы все, что у него накипело… Но Фарида, будто ничего не замечая, быстро встала, помогла ему снять пальто, отряхнула его от снега, повесила в шифоньер и, улыбаясь, сказала: «Господи, да ты же совсем замерз». — «Замерз и замерз, тебе-то какое дело», — пробурчал он в ответ. Фарида и это спустила ему, с улыбкой продолжала ухаживать за ним. Тогда он снова не выдержал. «С чего ты взяла, что замерз, — сказал он, куражась. — Я назло тебе сидел в ресторане и пил…» Фарида, все так же миролюбиво улыбаясь, согласно кивнула: «Ну и правильно. В такую погоду что еще делать — только и пить…» Говоря все это, она откинула белоснежную, аккуратно отглаженную скатерть — под ней, на столе, оказался загодя накрытый ужин: чихиртма из курицы, котлеты, рисовый суп. Суп был на курином бульоне, сверху посыпан сушеной мятой, и аромат его мог позвать к столу и мертвого. Кроме того, на столе оказалась ваза с ярко-красными яблоками, блюдо с зеленью. «Где в такую пору она смогла найти кинзу и зеленый лук?» — подивился Кафар. Казалось, что эта сочная зелень выросла не зимой, а весной и только что сорвана с грядки.

Гасанага сегодня тоже был дома, но почему-то из комнаты матери не выходил. Фарида позвала его, он не отозвался. Она привела его, держа за плечо, повернула лицом к Кафару.

— Ну, давайте поужинаем все вместе.

Кафар хотел сказать ей как можно грубее: «Не нужно мне твое угощение», но вдруг он заметил, как напряжен Гасанага, как он отчего-то насупился, как дрожат его губы, — и сдержался. Он даже подошел к мальчику, погладил его по голове. Но Гасанага резким движением оттолкнул его руку. Кафар смутился. Он даже хотел было уйти, но Фарида остановила его.

— С этого дня он, — Фарида показала на Кафара, — твой папа.

— Папа? Ты что, все еще ребенком меня считаешь? Думаешь, я вообще ничего не соображаю? Я все прекрасно понимаю. Никакой он мне не папа, он твой любовник…

Фарида влепила сыну звонкую оплеуху. Гасанага заплакал, но даже не сдвинулся с места.

— Любовник, — выкрикнул он злобно. — Любовник!..

Фарида опять ударила его по щеке, но Гасанага, все так же не двигаясь с места, плакал и кричал, не останавливаясь:

— Любовник!.. Любовник!

Тогда Фарида пошла, принесла свой паспорт, раскрыла его перед Гасанагой.

— Вот, видишь? Смотри, смотри — с сегодняшнего дня он мой законный муж…

— Нет, — упрямо твердил Гасанага свое. Фарида его ударила, да так сильно, что мальчик упал. Кафар наклонился, чтобы поднять его, но тот сам тут же вскочил на ноги, извернулся и, влепив Кафару пощечину, бросился к двери.

— Гасанага, куда ты? — закричала Фарида. — Вернись!

Мальчишка, как был раздетый, кубарем скатился по ступенькам. Фарида кинулась за ним во двор, но было уже поздно — Гасанага несся сломя голову по улице.

— Вернись, оденься хотя бы! — крикнула ста, но Гасанага даже не обернулся. Долго простояла Фарида в надежде, что мальчик все же вернется. Он давно уже исчез из виду, мороз начал пробирать до костей, а она все стояла. Когда Фарида возвратилась в дом, у нее зуб на зуб не попадал; снег на волосах таял, стекая по щекам, казалось, Фарида плачет. И только немного погодя Кафар сообразил, что она и вправду плачет.

— Так и не вернула? — осторожно спросил он.

— Вернешь его, как же! Такой же упрямец, как и его отец… — Фарида горестно вздохнула и вытерла слезы.

…Гасанага, конечно, оказался у бабушки. Как ни упрашивала его Фарида, Кафар так и не поднялся вместе с ней в дом матери. Она ушла одна, но тут же и вернулась.

— Она не отпускает ребенка, — весело сообщила Фарида. — Ну и ладно, здесь ему даже лучше будет. И вообще — в такой снег, в такую метель из Чемберекенда[3] сейчас в город трудно спускаться… Так что ему же будет лучше, если он пока останется здесь, верно?

Она хотела взять Кафара под руку, но он отстранился. К счастью, в этот момент показалось свободное такси. Кафар поднял руку, но Фарида снова прижалась к нему, заглядывая в лицо.

— В Баку такая погода не часто бывает, — сказала она, — давай лучше пешком пройдемся, а?

— Нет, холодно. К тому же я очень устал, да и к завтрашнему дню еще позаниматься надо…

Около них притормозило такси; вздохнув, Фарида забилась в угол машины, и до самого дома они не произнесли больше ни слова.