В тупике - [19]

Гемер бросила на нее долгий грустный взгляд и снова вздохнула:

— Ну что ж делать… Лишь бы все вышло, как ты говоришь…

— До сих пор все в этом доме было так, как я захочу. Думаю, и впредь так будет!

На прощанье они снова расцеловались. Довольная собой Фарида поцеловала гостью даже в обе щеки. На этом месте и подоспела Чимназ со стаканами, в которых дымился горячий чай.

— Тетя Гемер, а чай? Я, можно сказать, специально для вас заваривала…

— Даст бог, на свадьбе твоей попью, дочка… Когда Гемер-ханум исчезла в тупике, Чимназ спросила у матери:

— Ну что вы все мучаете этих несчастных, мама, взяли бы назад показания, и дело с концом…

— А ну, замолчи! Не твоего ума это дело! — Фарида на всякий случай приоткрыла дверь в спальню, окликнула мужа. Кафар не отозвался, и это обрадовало ее: спит муж, ни о чем не подозревает! Если б она знала, что Кафар вовсе не спал, только притворялся спящим. — Ты вот рассуждаешь, а что они за птицы, вся эта ученая семейка — этого никто не знает. Если они рассчитывают откупиться этими деньгами…

— Какими деньгами, мама?

На мгновение Фарида даже растерялась — надо же было так оплошать! Но тут же взяла себя в руки и закричала:

— Какие деньги, что ты болтаешь! Каждый день продукты с базара приносят — разве они денег не стоят? Вот я про них и говорю, про эти деньги. Может, они этой мелочью и хотят от нас отделаться. Можешь ты быть в них до конца уверена? А?

Чимназ даже в лице переменилась.

— А вдруг они и в самом деле обманут, мама? Вдруг не устроят меня в институт — и что тогда будет?

— Да что ты говоришь! Меня — и обмакнут? Да я им тогда такое устрою! И не посмотрю, что они всякие там академики, узнают тогда, где раки зимуют. Пусть только попробуют — не я буду, если не успокоюсь, пока не посажу их щенка! В порошок всех сотру! — г Бледная Чимназ оторопело слушала мать. Ей хотелось сказать, что надо бы как-то по-другому, что сын Муршудовых совсем еще молодой парень, его тоже жалко, зачем же так безжалостно ломать ему жизнь… Можно ведь как-то с ними по-людски договориться…

Но если б даже Чимназ и очень захотела сказать что-то матери, ей бы все равно это не удалось — слова вылетали из Фариды неиссякаемым потоком. — Ну, поняла теперь, почему наши показания пока должны оставаться в милиции? Поняла? — Чимназ послушно кивнула головой. — Ну иди, пора уже начинать ужин готовить. А я пока спущусь в магазин.

От давешней радостной взволнованности в душе Чимназ теперь не оставалось и следа. На какой-то миг она даже возненавидела и такой притягательный факультет, и свою мечту: черт с ним совсем, с институтом, если приходится становиться студенткой подобным образом, платить такой ценой… Но мгновение это тут же и прошло, потому что Чимназ вспомнила Айдына. Айдын уже в этом году перешел на третий курс. И кто знает, может, он уже нашел себе кого-то среди своих однокурсниц… И что же получится — он будет с высшим образованием, а она так и останется простой швеей со средним образованием?.. Нет, никогда! Но неужели он и вправду нашел себе какую-нибудь другую. Очень похоже — что-то последнее время все реже появляется… Если и придет — каждый раз все жалуется, что много заниматься приходится, что учиться тяжело… Не-ет, он, кажется, в самом деле…

Сердце Чимназ вдруг сжала такая тоска, что она не выдержала — кто-то должен был сейчас же ее успокоить, утешить.

— Мама! — встревожено позвала она.

Но вместо матери отозвался на ее крик отец:

— Что такое, доченька, что случилось?

Пусть хоть отец, все лучше, чем оставаться сейчас на кухне одной, и Чимназ бросилась в спальню. Увидев на лице отца неподдельную тревогу, она, чтобы успокоить его, даже попыталась улыбнуться:

— Да ничего, ничего, просто я у мамы спросить хотела… — Чимназ запнулась, но быстро придумала, как обмануть отца. — Хотела спросить, куда она перец задевала. Понадобился для ужина черный перец, а найти никак не могу…

Решив, что отца она успокоила, Чимназ снова вернулась на кухню. «Господи боже мой, — молила она теперь. — Сделай так, чтобы я в этом году поступила. Сделай так, чтобы Муршудовы сдержали свое слово и помогли…»

Она так была занята своими мыслями, что едва не прозевала, когда вернулась мать. Тяжело отдуваясь, Фарида выкладывала из сумки покупки.

Чимназ хотела поговорить с ней, но посмотрела на ее лицо и… передумала.

— Пойду, позанимаюсь немного, — сказала она, ставя кастрюлю на плиту.

Все еще обливаясь потом, Фарида кивнула ей. Нет, надо обязательно умыться, может, хоть полегчает. К счастью, вода у них всегда шла прохладная, к тому же это была вкусная шолларская вода, и умываясь, Фарида не удержалась и напилась прямо из-под крана. Никогда бы и не отходила от него — так приятна эта прохлада… Наконец она оторвалась от воды и сквозь мокрые ресницы увидела появившегося на кухне Кафара. Муж неловко опирался на костыль.

Всякий раз, когда Фарида видела мужа на костылях, неудержимое бешенство закипало в ней. «Ах, чтобы и с вами такое случилось», — проклинала она про себя Муршудовых и страстно призывала всевозможные беды на головы тех, кто довел ее мужа до такого состояния…

Кафар тоже подошел к крану и, прислонив костыль к стене, начал пригоршнями хватать воду.