В тот главный миг - [38]

ЛЕПЕХИН

— Ладно, выпьем,— сказал запыхавшийся в борьбе с Альбиной Хорь,— никуда теперь не денется.

Связанная, брошенная на спальник, Альбина неотрывно следила за ними полыхающими глазами. Ее волосы разметались, пуговицы на груди гимнастерки были оборваны. Рот заткнут тряпкой. Руки прикручены к телу, ноги в сапогах накрепко стянуты пеньковой веревкой. При каждом движении обоих преступников она вскидывала голову и глаза ее сверкали жгучей ненавистью.

Хорь и Лепехин присели на ящики и разлили в кружки спирт.

— Чего кочевряжишься, дура? — спросил Хорь, повернувшись к Альбине.— Не хочешь добром, силой возьмем.

— Ничего,— усмехнулся Лепехин.— Время есть, пусть поломается.— Он навел на Альбину угрюмые, как дула двустволки, глаза,— когда брыкаются, оно даже интереснее.

Они выпили. Молча стали закусывать черствой лепешкой и рыбой.

— Где муженек-то? — спросил Хорь, дожевывая.

— На бережку. Клад открыл, теперича мечтает.— Лепехин чуть не подавился от хохота.— Открыл, понимаешь, жилу.— Он подмигнул Альбине.— Открыть-то открыл, да не он. А вот разработать не успеет. Он встал и тяжело шагнул к Альбине.— Усекаешь, баба, нет? Кто золото это видел, тот народ конченый.

В глазах Альбины метнулся ужас, она уронила голову на спальник, Довольный Лепехин повернулся к Хорю.

И в этот миг где-то сквозь шум тайги донеслось ржанье лошади.

— Наши ржут? — насторожился Хорь.

— Чего? — равнодушно переспросил Лепехин, опять одним глазом кося на Альбину.— Приехал кто?

Хорь подошел к выходу из палатки, отдернул полог и тут же выскочил из палатки:

— Шухер!

Альбина вскинула голову. Лепехин метнулся к карабину, щелкнул затвором. Совсем рядом трижды выстрелил пистолет, и тут же длинно и тягуче ответила ему винтовка.

Хмель разом выветрился из головы Лепехина. Он кинулся к пологу, но остановился, рывком выхватил нож и вырезал кусок парусины. У самого выхода корчился Хорь. От верхних палаток крались трое. Лепехин, не целясь, выпустил обойму. Трое упали. Пока он вставлял новую обойму, уползли за палатки наверху. Он узнал их: Колесников, Нерубайлов, Чалдон. Где же кореша? Один карабин у них. Значит, Актера они прибрали. Царство ему небесное. Но тут вам, сволочи, не выгорит. Хорь застонал снаружи, Лепехин выглянул в щель. Тотчас же длинно ударил карабин, у самого лба цвикнуло. Хрипнул распоротый пулей тент. «Бьет, как снайпер,— подумал Лепехин.— Ладно, хрен с Хорем, пусть гниет, раз такая его звезда. Что теперь делать?»

Он нагромоздил перед щелью ящики. Выглянул сбоку. Канавщики опять ползли, заходя с трех сторон. Лепехин торопливо расстрелял вторую обойму и, пока они там отлеживались, оторвав крышку от ящика, набил патронами карманы. Опять выглянул. Снова свистнуло, и он почувствовал, что из уха потекла кровь. Ладно, суки! Приподнял еще один ящик и поставил его поверх остальных. Теперь у него была целая баррикада, но сектор обстрела был узок. Рывком рассадил тент почти до полога. Парусина провисла, и он увидел движение атакующих. Они распределились. Армейская фуражка Колесникова торчала за лиственницей с правого фланга. Слева заходил Чалдон. Из-за куста ерника видна была его белесая шевелюра. Нерубайлов шел по центру. Но сейчас он был где-то за столпившимися у дымокура, тихо ржущими лошадьми. Порой его склоненная голова мелькала меж конских крупов. А остальные? Он похолодел от этой мысли. Где эта божья коровка Шумов? А где Седой? Но тут же успокоился. Эти не вояки.

Теперь он был полон холодной злобой. Попробуй сунься, попробуй!

Лепехин прицелился и разрядил винтовку в фуражку Колесникова. Фуражка исчезла. Но Чалдон в это время сделал перебежку и устроился за сосной метрах в тридцати от палатки.

«Стой,— подумал Лепехин,— у этого карабин. Надо его выследить».

Он раздвинул два ящика, в отверстие между ними выдвинул ствол, начал караулить Чалдона. В двух шагах от него, загороженный парусиной, лежал и странно вздыхал Хорь. Потом ойкнул и затих. Лепехин шаркнул ногой, устраиваясь. Звякнули гильзы. В палатке пахло порохом и серой. «Ничего, прочихаемся»,— подумал он и опять трижды выстрелил в сторону Чалдона. Не попал, но заставил того затаиться. Колесников пока не двигался. Значит, он его все-таки продырявил. Но вот Нерубайлов, видимо, что-то предпринимает! Лошади вдруг начали двигаться на палатку. Лепехин хладнокровно расстрелял первых трех. Они с ржанием забились на земле, пытаясь подняться, остальные, дико визжа, бессмысленно пятились и топтались вокруг них. Нерубайлов спрятался за телами подстреленных лошадей.

И вдруг Лепехин увидел, что из-за палаток спокойно выходит Соловово. Обогнул беснующихся лошадей и пошел прямо навстречу дулу карабина. Ему. что-то крикнули из-за лиственницы, значит, Колесников жив. Седой, не отвечая, шел прямо к провиантской палатке. Лепехин взял его на мушку, потом решил дать ему подойти еще. Выстрелил в сторону сосны, но Чалдон опять укрылся за стволом. Немедля он вогнал три пули в лиственницу, и там движение прекратилось. Седой все шел, до палатки ему осталось шагов пятнадцать.

— Лепехин,— крикнул Седой. Лицо у него было все в поту, глаза неотрывно смотрели в прореху парусины.— Выпусти Альбину, и мы тебя отпустим.