В то обычное лето - [7]

У меня есть основания так думать. Делали мы «трехдневку» в сторону от Эргувеема. Вместе с керосином и примусами весили наши рюкзаки весьма основательно. Грустно, черт возьми, идти и думать, что именно от этого у нас к тридцати годам вздуваются склеротические узлы на ногах, а спина сутулится, как у боксера-тяжеловеса.

Но Лешка шел и, ручаюсь, ни о чем подобном не думал. Им владело желание шлепнуться на первую же кочку и сдернуть с плеч лямки-вампиры. Вскоре мы так и сделали. И вот, отдышавшись, Лешка самым небрежным тоном изъявил желание взять у старшего «гнома» пару пачек патронов и примус. Прямо как в фильме про путешествия. Сергей посмотрел на него и сказал совершенно серьезно, что пока он не очень устал, но позднее несомненно отдаст часть своего груза. Мы даже не засмеялись.

Лешкин рюкзак под конец мы все несли по очереди. Есть такая степень усталости, когда человек не реагирует, если ему даже плюнуть в лицо. Вот и Лешка устал ровно настолько. Переживал он свою слабость по-книжному, эффектно. Ушел в тундру и даже к ужину не явился. Мне кажется, что он стал нас все-таки уважать. Я крепко ненавижу этих домашних романтиков, «героев кушетки и бумажного хлама». Эти мальчики поют песню Киплинга «Мы идем по Уругваю…» И массу прочих из той же серии. Спортом, если не считать настольный теннис, ни один из них не. занимается, но все они относятся к огромной секте Регулярных Листателей Спортивных Журналов.

Лешка не совсем такой. Во всяком случае, у него хватило сил и мужества прочесть все пять томов Пржевальского. Он частенько рассказывает нам различные истории оттуда. Все это мы сами знаем, но слушать его интересно. По-моему, он плакал сегодня там, в тундре. Вот они какие, наши пампасы!..

Интересно наблюдать за Валькой. Мы уже порядком оценили его незаурядную и какую-то злую выносливость, поэтому, не стесняясь, даем ему нагрузку побольше. Валька шел, как всегда, не вмешиваясь в нашу беседу. Потом и мы смолкли, так как и нам было не очень-то легко.

…Шаг на кочку, два шага между кочками. Хлюпает сапог-насос. Запах собственного разгоряченного тела, чуть-чуть прогорклый запах болота. Короткие «дорожные» мысли. Незаметно прислушиваюсь. «Ха-хх… Ха-ххх…» — дышит сзади Валька и тихо, совсем по-детски, постанывает при этом. Временами он ругается про себя. Это ругань уставшего до смерти человека.

— Устал, Валька? — оглянулся я.

— Нет! — доносится в ответ. Немного спустя, я оглянулся снова. Валька шел шагов на десять сзади. Я даже разглядел на его скуластой физиономии ухмылку. Больше я уже не оглядывался…

Мы с каждым днем все дальше и дальше уходим на север. У нас началось то, что называется «обыденкой», с ее маленькими радостями и огорчениями. Но мысли о киновари не дают нам покоя. Вечерами мы просматриваем в лупу отмытые шлихи, намечаем места будущих проб «по закону», «по смыслу» и просто по интуиции. Пока пусто, но удача будет, хотя и в наше время месторождения не валяются на поверхности. Все легче становятся наши рюкзаки, все ближе наша первая продуктовая база. Уже не так далеко истоки Эргувеема и перевал Трех Топографов, аа которым прячется озеро Асонг-Кюель.

1 6 и ю л я. Белые головки пушицы, гусиный гогот, тихое покрикивание гаг-купчих. Вчера на западе, над заливом Креста, был первый настоящий тундровый закат. Именно так рисуют в книгах марсианские пейзажи. Лешка не мог оторвать глаз от этой картины. Жаль, нет цветной пленки. Снять бы его, а снимок с короткой надписью «Счастье» — на конкурс. Первая премия гарантирована…

Трудно писать о нашей работе, о маршрутах, о реках… Все это повторяется из года в год и уже утратило прелесть новизны. Все же нынче нам тяжеловато. Мы уже не говорим по утрам на «вы» и не устраиваем веселую суматоху вокруг завтрака. Где-то далеко позади разговоры о смысле жизни. Да, ребята стали уставать. Один только Валька с прежним интересом шляется со мной в маршруты и уже осточертел мне своими расспросами.

Виктор говорит, что и к нему Валька пристает со своими «а это что?», «а зачем мы идем?» Конечно, мы объясняем, но изложить геологию в программе шестого класса невозможно и приходится допускать такую невероятную вульгаризацию, что стыдно перед Валькой: он смотрит в рот и слушает все, как самые сногсшибательные откровения Экклезиаста.

Мыть шлихи — ответственное занятие. Наука наша далеко ушла от тех времен, когда осадок на дне лотка говорил лишь о том, есть или нет золота. В наше время любой шлих — ценность. Он бережно прячется в специальный пакетик, и зимою далеко в Москве какая-нибудь кудрявая Люся-минералог будет, тщательно изучать этот шлих под микроскопом, исписывая листочки длинными названиями содержащихся в шлихе минералов. А потом мы будем в яростных дискуссиях потрясать друг перед другом этими листочками: стоит ли искать дальше киноварь в тех местах, где мы мыли эти шлихи, и вообще, что следует искать ребятам, которые пойдут за нами.

Вот почему мыть шлихи — очень важное дело. Озябнут руки у Вальки, замечтается о чем-нибудь своем Лешка, лоток сделает несколько неверных движений, и испорченный шлих, как фальшивая монета, будет бродить в длинной и мучительной цепи умозаключений там, в Москве.