В тисках Джугдыра - [118]

Подразделение Лебедева закончило работу на гольце, и тринадцатого мая мы свернули лагерь. Наш путь идет к Мае. Караван в двадцать нарт, груженных снаряжением и мясом, медленно пробирался сквозь замшелую лиственничную тайгу. В долине уже мало осталось снега. Под полозьями черная маристая земля да кочки с водой. Олени идут натужно, горбя худые, покрытые свищами спины и вытягивая из-под лямок тонкие, облезлые шеи. Чаще и чаще слышится понукание каюров, но животные слабеют, и мы идем все медленнее и медленнее.

Кое-как добираемся до Кунь-Маньё. По широкой долине уже пронеслась весна, не оставив для нас ни одной полоски снега. Олени ложатся, не идут дальше. Делаем лабаз и оставляем на нем половину груза. Но и с облегченными нартами уставшие животные еле-еле плетутся.

По пути еще бросили часть груза и только поздно вечером добрели до табора наших проводников.

– Я же говорил, птица вон как далеко летает, а старое гнездо не забывает, – тепло встречает нас Улукиткан и подает поочередно всем свою маленькую руку. – Однако, не плохо съездили, – добавляет он, кивая головой в сторону нарты с медвежьими шкурами.

– Неплохо, трех добыли, – ответил Василий Николаевич. – Чего не приходил, мяса было много, жирное.

– Знаю, шкура без мяса не бывает, да все равно не пошел бы. Худой тут стоянка оказался, волки один олень кушали, остальных разогнали, насилу да насилу собрал их. Уходить надо скоро отсюда.

– Теперь тут, Улукиткан, делать нам нечего, работу закончили, завтра будем перебираться на Маю.

– Тогда хорошо. Поедем новое место, там и глазам и языку найдется работа, а тут уже все надоело, – отвечает старик и принимается распрягать оленей.

Мы здороваемся с остальными.

Из боковых расщелин надвигается ночь. Олени отпущены, груз сложен, палатки поставлены. В лагере по-праздничному шумно. Потрескивает костер, жадно пожирая сушняк. В котлах аппетитно парится медвежье мясо. На вешалах сушатся портянки, одежда. Каюры пьют чай.

– Что нового, Геннадий, в эфире? – спросил я радиста.

– Ничего срочного нет. В подразделениях затишье, везде распутица, реки ни вброд, ни вплавь никого не пускают.

– Кто на связи есть?

– Все партии и Хетагуров. Утром кто нужен будет?

– Вызывай Хетагурова и штаб, остальные пусть следят за нашими переговорами, может, кто понадобится. Королев где, не слышно?

– Работает. Получена сводка за первую декаду мая, у него уже построен один пункт. Сегодня переехал со своим подразделением на Джегорму.

– Как здоровье его, не знаешь?

– Ожил, шутит, говорит: после Алгычанского пика силища из меня прет, могу с медведем схватиться.

– Если шутит – значит хорошо, несчастный не смеется, – вмешался в разговор Улукиткан.

После ужина лагерь опустел. Погас костер. По мари бесшумно бродили олени. Сквозь сон я слышал в палатке каюров сдержанный разговор на эвенкийском языке, сочное почмокивание губами, хруст костей. Позже лаяли собаки, кричал дежурный пастух, в тайге загорались сторожевые огни. Затем снова наступило затишье, и никто не заметил, как начало светать, как красной бровью загорелась весенняя зорька. Еще больше хотелось спать.

Меня разбудил Геннадий:

– У микрофона Хетагуров, что передать ему?

Я вскочил, оделся, плеснул в лицо несколько пригоршней холодной воды и уселся за аппарат.

– Здравствуй, Хамыц! Извини, что так рано побеспокоил. Вчера только спустился с гор. Что нового на твоем участке?

– У нас распутица, пятый день отсиживаемся на берегу Чагара. Представляешь: мари залиты водой, речки дурят, ни на нартах, ни выочно не можем итти. Так, видимо, и у всех подразделений, работающих по Удской долине. Вчера говорил с начальником партии Нагорных, его топографы заканчивают обработку береговой полосы, а для переброски их вглубь материка просят дополнительный транспорт. Базисная партия Трескова находится на площадке, ведет подготовительные работы. Как спадет вода, приступает к измерениям. У остальных без перемен. Как у вас дела и какие планы на ближайшие дни?

– Лебедев сделал два пункта, отправляю на стык с Пугачевым. Они должны будут встретиться на одной из вершин Станового или Джугджурского хребтов. Я иду на Зею, просмотрю работы в подразделениях партии Лемеша, затем отправляюсь на поиски прохода через Становой. Если удастся перевалить хребет, спущусь на озеро Токо, в партию Сипотенко. Меня попрежнему тревожат предстоящие работы по Мае. Впечатление, которое мы имели об этой реке, пролетая над ней зимою, не было ошибочным. Наши проводники говорят, что по Мае, от устья Нимни до устья Кунь-Маньё эвенки не ходят, нет проходов. Для нас это серьезное предупреждение. Видимо, сейчас придется не посылать туда подразделения, а прежде сделать детальное обследование, что за препятствия там. Займись этим делом. Нужно повидаться с бывалыми людьми, собрать как можно больше сведений, и тогда пошлем туда разведку. Эту работу на Мае нельзя откладывать на следующий год, поэтому чем раньше мы приступим к ней, тем лучше. У меня пока все. Жаль, что ты, Хамыц, находишься далеко от нас, могли бы угостить тебя настоящим медвежьим шашлыком, приготовленным по-кавказски.

– Мая и меня тревожит. Жители знают ее только до устья Нимни. Мне кажется, обследование лучше вести осенью, по маленькой воде. Желаю всем вам счастливого пути, а относительно шашлыка – оставляю за собою право воспользоваться твоим гостеприимством при первой нашей встрече, – ответил Хетагуров, и мы распрощались.