В тихом омуте... - [5]

– Ну, за нас с вами и за хрен с ними!

– Рассказывай, – потребовала я.

– Видишь, мы без него обошлись. – Нимотси сосредоточенно слизывал кровь с израненной руки. – И без его дамочек, и без его стратегии сраной!..

Все это относилось к давно умершему, но все еще неизжитому Ивану, к которому у меня не осталось ничего, кроме смутной любви оставленной женщины, а у Нимотси – ничего, кроме смутной ненависти поверженного соперника. Но это были единственные чувства, в которых мы нуждались, – единственные в нашей теперешней, унылой, как стоячая вода, жизни.

– А я тебе “Водный мир” принесла, – вовремя вспомнила я про воду.

– В гробу я видел твой “Водный мир”, – сказал Нимотси, но ассоциации по поводу воды у него тоже возникли. – А вот эти бледного вида морепродукты очень даже ничего, кто бы мог подумать. – Нимотси обсосал креветку и выплюнул слюдяной смятый панцирь. – Нет, все-таки в природе первоначального накопления капитала есть своя неизъяснимая прелесть, ты не находишь?

Я не находила. Только вчера, к неизбывной тоске и ужасу, у меня увели потертую сумку с видсопрокатными залогами и кассету секс-мультяшек в придачу – об этом я не преминула пожаловаться стремительно обуржуазившемуся Нимотси.

Нимотси покровительственно захохотал и вытащил из кармана пальто (я тут же поняла, что пальто это, верный соратник сногсшибательных ботинок, никогда не будет сниматься) мятые, скатанные в комок купюры.

– Сколько у тебя долгу, галошница?.. Ну, здесь хватит, сколько бы ни было…

– Ты бы снял пальто, не в чуме, – посоветовала я.

– Не могу, – с интонациями пятилетней давности пропел Нимотси, – у меня подмышки вонючие. А насчет секс-мультяшек – можешь заказать кассету. И что-нибудь из жесткого порно.

– Ты с ума сошел! У нас благопристойный видеопрокат – женщины с детьми и профессура с ризеншнауцерами основной контингент. Так что самое жесткое порно – это “Волшебная лампа Аладдина”. А что это тебя на порно потянуло? Решил наконец излечиться от импотенции, чтобы провинциальных актрисулек на пробах трахать?

– А я уже излечился. Разве твой покойный гуру не сказал тебе, что большие деньги всегда сексуальны?

– Не дожил до больших денег, потому и не сказал.

– А мы вот с Гобой дожили, коза моя жертвенная! Не придется тебе больше крупами питаться и сырой морковью! Мы в работе, да еще в какой! – Нимотси хлопнул мартини и быстро заговорил:

– Снимать будем жесткое порно с садомазохистическими вариациями – ну, плеточки там из кожи, жилеточки черные, ой-ой-ой, шапчонки гестаповские, наручники, не мне тебя учить… Плеточки лучше со свинцовыми наконечниками – чтобы в кровь нежную спинку любовников… И не вздумай возражать!

– Вздумаю.

– Так и знал… – Нимотси отправил в рот несколько еще теплых трупиков креветок… – Так и знал. Ты ханжа, Мышь. “Вздумаю, вздумаю”, а сама в порножурнал вашей сумасшедшей эстонки писульки пописывала.

Это была правда. Два года назад денег не было вообще, Нимотси же хотел есть каждый день, и я согласилась на предложение Сирье Рауд, томной, немного заторможенной однокурсницы крутой лесбиянки Алены Гончаровой, моей неизменной соседки по общежитскому блоку.

Сирье издавала в Таллине русскоязычный псевдоэротический журнал “Вадим” – для него я и писала что-то вроде новеллок. Рассказы были безобидные, даже слово “член” в них стыдливо опускалось, – так, почти стерильные вариации на тему хорошо вымытых тел, идеально подходящих друг к другу.

– Во-первых, журнал был эротический, – почему-то покраснев, начала оправдываться я, – а эротика и порнография – это две большие разницы.

– Но описываемый процесс одинаков, – резонно заметил Нимотси. – И оргазм наступает в любом случае. И даже множественный. Так что держи ключи.

И он опустил в мой стакан с нетронутым мартини два ключа на кольце.

– Один от парадного, другой от квартиры, не перепутай. Второй этаж, железная дверь, цифирька “десять” вверху. “Десять”, не забудь. Говорят, в этом доме Фазиль Искандер живет, еще не почивший классик. Так что будете в унисон пишмашинки насиловать – он для вечности, а ты для низменных страстей. Он – свое, ты – свое.

– Что – “свое”?

– Да порносценарии, – потеряв терпение, грубо сказал Нимотси. – И позабористее. Чтобы кровь и сперма стыли в жилах и каналах!..

– Не могу. Это извращение.

– А в занюханном видеопрокате сидеть, в продуктовом магазине – между огурцами и кильками в томате – это не извращение?

Я молчала.

Я почему-то думала о кошке Соне, завезенной в пролетарское Свиблово; о старухе Элине Рудольфовне, для которой эта несуразная кошка была единственным близким существом, – я словно подсматривала в растрескавшееся мутное зеркало моей будущей жизни с обязательной кошкой, грелкой и китайскими магнитными стельками от всех болезней в финале.

– Ну?! – дожимал меня Нимотси. – Решайся! Бабки просто фантастические, как подумаю – волосы вовнутрь расти начинают во всех местах.

– За порнуху – и фантастические деньги? – кобенилась я.

– За садомазохистическую порнуху с обязательными ритуальными убийствами в финале – это обязательное условие. Кровища должна залить две трети экрана. Филиал мясной лавки – по настоятельной просьбе заказчика. Все остальное, включая сюжет, – полет твоей безудержной фантазии.