В теснинах гор: Повести - [8]

— И еще коров доить! — не унимался Абдулатип. — И еду готовить.

— Ха–ха, — рассмеялась Парида. — И отец мой так матери всегда говорит. А вот товарищ Атаев сказал, что победит революция и женщины станут равны мужчинам. Вот ты, например, будешь доить коров и таскать воду из родника.

— Я?! Никогда! — решительно заявил Абдулатип. Ему хотелось сказать Париде, что и теперь мачеха заставляет его, словно девушку, носить воду из родника, из‑за этого аульские ребята вечно дразнят его, но сдержался, подумав, что ведь и Парида может посмеяться над ним.

Хотя и старался Абдулатип разговаривать с Паридой свысока, желая показать этим свое мужское превосходство, Парида на самом деле понравилась ему. Она не была похожа на девчонок с их улицы, которых он терпеть не мог. Ни на хохотушку Сидрат, ни на кокетку Зулейху, донку мельника — те трусихи. Прошлым летом. он со своим другом Шамсулварой пришел на мельницу молоть кукурузу. Зулейха все крутилась возле них и дразнила толстого неуклюжего Шамсулвару. А когда Абдулатип нагнулся к рунью напиться, она незаметно бросила камень и обрызгала его. Абдулатип погрозил ей кулаком, но при отце тронуть не решился. А Зулейха, зная, что Абдулатип боится ее отца–мельника, совсем осмелела. «Эй, Абдулатип, смотри, ботинки у тебя каши просят, ой, умора!» — кричала она. Улучив момент, когда мельник пошел молиться, Абдулатип схватил лягушку и бросил усевшейся в тени Зулейхе за шиворот. Та вскочила как ужаленная и подняла такой крик, что сбежались люди, выскочил перепуганный мельник. А Зулейха все кричала, показывая на Абдулатипа: «Это он, он жабу бросил!»

Разъяренный отец Зулейхи с камнем бросился на Абдулатипа. Пришлось ему, бросив сумку с кукурузой, убежать домой. А там ему вдобавок досталось от Издаг. С тех пор он терпеть не мог Зулейху и вообще девчонок. «Не буду я с ними играть, все они ябеды и трусихи», — говорил он Шамсулваре, когда тот звал его играть с ними.

А вот Парида ему понравилась: то ли потому, что она была сестрой Сааду, то ли потому, что не побоялась в такое время одна прийти в крепость. «Вот бы мне такую сестру, — даже невольно подумал он. — Она бы, наверное, не дала меня в обиду, и вдвоем бы они наверняка справились со злющей Издаг».

Абдулатип поднялся с кровати. Ноги у него были грязные, все в ссадинах от придорожных камней.

— Ну и ножки у тебя, Абдулатип. Белые как творог. Смотри, как бы кошки не съели, — смеялась Парида.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — удивился Абдулатип.

— Мне уже Сааду все о тебе рассказал. — Парида встала. — Ты подожди тут, я сейчас, — и принесла полный таз горячей воды. — Ставь ноги, мойся. Красный партизан должен быть аккуратным.

— А разве я партизан? — удивился Абдулатип.

— Раз ты здесь — значит, партизан.

— И ты тогда партизанка?

— Я тоже скоро буду. На, мыло.

— Первый раз с мылом умываюсь, — сказал Абдулатип, старательно намыливая исцарапанные ноги.

— Вот победит революция, все у нас с тобой будет. И мыло, и сахар. Так товарищ Атаев мне говорил. И еще нам школу откроют. Не только богатые учиться будут. И у каждого будут ботинки и рубашки.

— И пироги с творогом будут?

— Будут пироги с творогом. И шашлык обязательно будет, — входя, ответил за сестру Сааду. — Так ты, значит, пироги любишь? — Сааду поставил возле Абдулатипа новые сапоги.

— Это мне? — Абдулатип с восхищением смотрел на красную звезду на папахе Сааду. — А правда, что у Атаева такая же золотая звезда?

— Почему золотая? У него такая же, как эта красная пятиконечная звезда. Она — звезда свободы, а свобода для человека дороже всякого золота. Наша планета состоит из пяти континентов, и со временем все они будут свободны. Революция победит в конце концов везде, все люди будут равны и счастливы. Не будет бедных и богатых. Вот за такую жизнь и борются большевики. Теперь понимаешь?

— Понимаю, — улыбнулся Абдулатип.

— Только за такую жизнь бороться надо. У большевиков и в наших торах много врагов. Ведь богачи не хотят расставаться со своим богатством. Им выгодно, что вот мы, бедняки, на них работаем. Вот они и собрали против красных свое войско из богатеев и их сынков. И верховодит ими имам Гоцинский и полковник Алиханов. Слыхал про таких? — Сааду подмигнул сестре.

— Слыхал. Мне Шамсулвара говорил. Его отец, Нурулла, тоже, говорят, за красных партизан.

— Вот и хотят Гоцинский и Алиханов, чтобы навсегда оставались одни богатыми, а другие бедными. Только это им не удастся. Красные партизаны с такими вот звездочками одолеют их… Вот, надевай. Это тебе от товарища Атаева. Искали на складе поменьше, да не нашли, — и он протянул изумленному Абдулатипу новые блестящие кирзовые сапоги. Он вертел их так и этак, все еще не веря, что они теперь принадлежат ему.

— Насовсем мне?

— Конечно. Обмотай ноги портянками, они внутри сапог. Ну, как, нравятся?

— Еще бы. У меня таких никогда еще не было. — Абдулатип завернул портянки и сунул ноги в сапоги. Встал, удивленно посмотрел на себя, сделал несколько шагов. Как гордо чувствовал он себя в этой неожиданной обновке, аж дух у него захватывало от волнения. И хоть сначала ему не очень‑то удобно было в них, ведь ноги его привыкли к разношенным чарыкам отца, где половина ноги была босая, он не выдал своего чувства, терпеливо стоял, с восторгом глядя на свои сапоги. Вот бы взять их под мышки и унести домой.