В теснинах гор: Повести - [136]

Общего врага турутлинцы встретили дружно. Умирали один за всех, все за одного. После смерти Исилава во главе крепости стал старший сын умершего — Мурад–бек. Был он также добр, храбр, как его отец.

Стотысячное войско направил шах на Аварию в сторону Андалалских гор — страну Чоха, Согратли, Мегеб и Обох. Ведь отсюда открывался путь к Авар–Койсу, а там и к хунзахскому Нуцалу рукой подать. Тысячное войско окружило Турутли, отрезало все дороги, ведущие в крепость через перевал. День и ночь враги зорко следили за дорогами к Андалалским горам.

Не успели в тот день пастухи угнать стадо коров на пастбище, еще не улеглась пыль, поднятая им, как прискакал подпасок — мальчик лет десяти. Он кричал, плакал, показывал на дорогу — все увидели, как из‑под деревьев по лощине, ведущей к крепости, показались всадники — их было так много, что, казалось, налетела саранча. В крепости забили боевую тревогу, люди выскакивали с оружием в руках из домов, собирались к воротам, а Мурад–бек приказал запереть ворота и готовиться к бою. Подпасок сообщил, что враги убили пастуха, взяли в плен женщин, которые шли с кувшинами от родника, что на крепость движется уйма верховых и пеших шайтанов.

— Беречь пули, порох, хлеб и воду, — приказал Мурад–бек. Он понимал, что только с северной стороны можно было подступать к крепости. С востока, запада и юга она была надежно защищена неприступными скалами, спускающимися к бурным рекам.

Всю ночь не прекращался натиск врагов, они упорно лезли по высоким стенам и каждый раз получали достойный отпор.

В Турутли было около шестисот воинов, среди которых почти сто женщин. Но и женщины воевали не хуже мужчин. Мурад–бек на коне объезжал своих воинов, смотрел, как построена оборона, вдохновлял их, отдавал распоряжения. Персы стреляли по стенам, по воротам, старались попасть в отверстия, откуда турутлинцы наносили им удары–выстрелы, но пока было все впустую, вражеские пули очень редко достигали цели. За сутки у турутлинцев насчитывалось лишь девять убитых, тогда как у стен крепости легли сотни убитых солдат врага.

Неделю продолжался штурм врага, но пока не причинил он заметного ущерба стенам крепости. И тогда персы предприняли попытку пробраться к крепости через непроходимые скалы с юга. Лучшие скалолазы пошли в обход, но и там их настигали пули турутлинцев, я, сорвавшись со скал, падали персы в бурные волны Койсу. А турутлинцы ухитрялись временами, используя замешательство врага, организовывать вылазку наружу и наносить врагу молниеносные удары.

Однажды осажденные выпустили двух ослов, навьюченных корзинами, полными золой. Под хвост животным привязали колючки, ослы от уколов колючек помчались бешеным галопом, а зола из корзин сыпалась так, что поднялись тучи черной пыли. Враги пустились бежать, кони испуганно шарахались, а горцы, выскочив вслед за ослами, без пощады рубили врага шашками.

Осажденным приходилось нелегко: не хватало воды и для питья, и для замеса теста, и для приготовления пороха. Стояла удушливая жара, дождей почти не было, начались болезни.

Тайпус не знала ни сна, ни минуты покоя, то воевала вместе с братьями, то помогала раненым. На седьмой день осады ранили в грудь ее самого любимого брата — Джабраила. Тайпус положила на его рану целебные травы, перевязала ее, а утолить жажду умирающего не могла. Она металась по комнате, кусала губы, молила у Аллаха дождя, а дождя не было, и тогда, совсем отчаявшись, взяла девушка кувшин, лом и лопату, и тихонько подползла к стене крепости. Там, за стеной, она знала, начинается мелкий, густой кустарник, а за ним — рукой подать до источника, холодного, сладкого. Правда, спуск крутой, ну да ничего, она сумеет его одолеть. И Тайпус решилась. Тихонько начала копать землю, потом ломом сняла камень. Казалось, прошла целая вечность, пока к полуночи в стене не образовался узкий, еле заметный лаз. Змеей проскользнула Тайпус через отверстие и очутилась снаружи. Прислушалась. Тихо, только ветер играет листочками деревьев. «Аллах, помоги», — прошептали похолодевшие губы, и девушка легко и быстро направилась к кустарнику. Медный кувшин она крепко привязала к спине — начинался крутой спуск, но она знала его как свои пять пальцев и двигалась совсем бесшумно, как маленький перепуганный зверек. Вот, наконец, совсем рядом послышалось негромкое журчание воды. Прямо из скалы бежала тоненькая струйка. Тайпус приникла к ней своими пересохшими губами, глотнула благодатную влагу, потом подставила кувшин. Она напряженно прислушивалась ко всем звукам ночи, но, казалось, кроме серебристого журчания воды, ничто не нарушало тишину. И когда Тайпус уже совсем успокоилась, чьи‑то крепкие руки схватили ее хрупкие плечи, чье‑то лицо приблизилось к ее лицу.

Дрогнуло сердце девушки, будто в тихом лесу вдруг дунул прохладный ветер, заставляя трепетать листья. Она отвела глаза — до того прекрасен был тот, кто тоже, не скрывая восхищения, рассматривал ее при бледном свете луны. А ей чудилось, будто с неба слетел сам Малаик — ангел красоты. Черные густые брови, казалось, никогда не хмурились, ясные глаза, в которых горели два солнца. Нет, прекраснее этого юноши не встречала Тайпус. А он смотрел на нее так открыто, столько нежности было в его взгляде.