В Тенях и Темноте - [5]

Каждая встреча с отцом была в какой-то мере противоборством. Иногда он побеждал, иногда проигрывал, но очень редко отступал без веской причины — это было не в его характере.

Не было этого и в характере его отца.

— В таком случае ты хочешь, чтобы я обратил на это внимание Императора?

Люк заколебался, пытаясь справиться с леденящим взрывом адреналина в ответ на эту угрозу — зная, что наказание за такую подрывную деятельность будет чрезмерным — но даже сейчас он не уступал, лишь напряженно пытался сложить все детали, дабы увидеть картину происходящего.

На самом деле маловероятно, что Вейдер пойдет с этим к Императору, если он до сих пор так не сделал; теперь же ему придется признать, что прежде чем доложить все Императору, он говорил с Люком, а в глазах вечно параноидального Мастера это будет расценено, как роковое предательство Вейдера. Палпатин знал, что он ломает все устои ситхов, имея больше одного ученика — история не раз демонстрировала опасность таких попыток, показывая, чем заканчивается борьба за равновесие амбиций и власти, а кровные узы Люка и Вейдера усугубляли положение, делая их Мастера подозрительным до одержимости. Меньше всего остального Палпатин был готов терпеть связь отца и сына; он ясно давал это понять снова и снова, обычно за счет Люка. Но на этот раз будет безоговорочно понятна причастность его отца. Это не изменит факта, что Люк занимался незаконной деятельностью, вынося важную информацию из Дворца, и не спасет его от гнева Палпатина — но Вейдер окажется в такой же ситуации.

— Кому ты передаешь информацию? — потребовал Вейдер, прерывая размышления Люка.

Таким образом, он знал не все; если он не знал получателя информации, значит, вероятно, он не знал и ее содержания, а это в свою очередь означало, что он не сломал коды, — возможно, у него вообще не было самих сообщений, лишь только знание, что они пересылаются.

— Это не твое дело, — спокойно произнес Люк, небрежно глядя в сторону.

— Все, что ты делаешь — мое дело.

Это было слишком. Вейдер заметил, как вспыхнул гнев в сощурившихся льдисто-синих глазах его сына … и затем порыв эмоций был подавлен, и он спокойно отошел и сел за стол. Голос зазвучал холодно и отстраненно, внезапная гневная вспышка придала ему духа, чтобы раскрыть блеф Вейдера.

— Если хочешь доложить Императору — докладывай, — сухо и невозмутимо сказал, наконец, Люк.

— Я хочу, чтобы ты прекратил это, — повторил Вейдер, не имея уже никаких серьезных козырей против Люка.

— А я не собираюсь прекращать. Так что делай, что должен.

Вейдер сделал шаг вперед, но широкий стол не позволил ему подойти слишком близко к его непонятливому сыну. Он язвительно произнес:

— Ты не сможешь побить его, играя в его игре. Ты играешь против его сильной стороны.

— Спасибо за наставление, — холодно ответил Люк, не поднимая глаз и уставившись в свой датапад, лежащий на столе.

Он не хотел и не нуждался в том, чтобы отец принимал участие в его жизни — и уж точно не собирался слушать поучения от человека, находившегося в тени Императора последнюю четверть века.

Вейдер пристально смотрел на мальчика с объяснимо переполнявшими его негодованием и возмущением.

Он не имел никакого понятия, как с ним разговаривать, кроме того, как он общался со всеми остальными — с теми, кто служил у него, или с теми, с кем он воевал — раздавая приказы и получая беспрекословное подчинение, запугивая и подавляя, в зависимости от того, что он считал целесообразнее.

— Я сделал тебя тем, кто ты есть, — заявил он подрезанным от гнева голосом.

Это заставило мальчика поднять на него взгляд, полный жгучего обвинения.

— Ты ждешь благодарности?

— Я жду уважения, — Вейдер стукнул кулаком по столу так, что на нем все подпрыгнуло.

Сын лишь натянуто улыбнулся, словно удивляясь тому, что вызвал такое безудержное расстройство, и все же всаживая заключительный шип:

— Уважение нужно заслужить.

На долю секунды Люку показалось, что отец бросится на него, и он напрягся в ожидании нападения, жалея, что сидит, и в этом положении более уязвим. Но он не ожидал, что его слова произведут такой эффект. Почувствовав резкую боль в душе, он вынужденно опустил глаза, не покорно, и уж точно не виновато, но с сожалением, в какой-то мере.

Он тихо вздохнул, потирая глаза и совершенно не понимая, как он может вообще чувствовать какое-то сострадание к человеку, который принес ему столько горя и боли. Он жалел, что позволил себе подобную слабость, хотя иначе он просто не мог. Такие требования со стороны отца были самым близким проявлением его заботы о сыне… или Люку стоило открыть глаза и понять, что на самом деле это лишь защита своих вложений, не больше?

— Если хочешь помочь мне, скажи, кто следит за лейтенантом Риисом, — наконец, спокойно произнес Люк, говоря об агенте глубокого прикрытия, назначенным Палпатином следить даже за его наиболее доверенными людьми, такими как Риис и Мара, которые были прикреплены к Люку в качестве помощников, но фактически являлись шпионами. Люк знал, кто наблюдает за Марой, но ему гораздо важнее была личность того, кто наблюдает за Риисом, — и пока все его неоднократные поиски ни к чему не привели.