В тени шелковицы - [28]

Он быстро пошел по полю, немного погодя оглянулся. Стадо следовало за ним по пятам. И тут вдруг Регора охватила такая нежность к этим животным, что у него задрожали руки и ноги.

— Бедняжки, бегут за мной, как дети! — воскликнул он, превозмогая слабость, и зашагал дальше.

Ячменя тянулись, пожалуй, с добрый километр. Дойдя до последней полосы, он остановился, вытер пот с лица и подумал, как быть дальше.

Впереди высокой стеной поднималась густая пшеница. Сам он проберется через эти заросли, а как овцы. До конца оврага не больше полкилометра. И они должны пройти это расстояние, должны!

Он устремился вперед, раздвигая колосья, стараясь сломать, втоптать стебли в землю, чтобы проложить тропинку через пшеницу.

Но упругие сильные стебли мгновенно поднимались, смыкались за его спиной, между Регором и овцами образовался барьер. Так они не пройдут, подумал он, и вернулся назад, к границе ячменного и пшеничного полей. Пересчитал овец — все были на месте.

Что же делать? Пожалуй, ждать рассвета, тогда легче пройти через пшеницу, примирился он с неудачей. Присел на корточки, нарвал пшеничных стеблей, сделал из них подстилку и лег.

Он отдыхал и даже ненадолго уснул. Разбудил его ночной холод. Он сел, вытянул закоченевшие руки и ноги, так что в суставах захрустело. Овцы сбились в кучу, но вели себя спокойно.

Регор почувствовал себя бодрым, встал. Животные, казалось, ждали его приказа. Надо идти, идти сейчас же, подумал он, и тут ему в голову пришла спасительная мысль.

Он хорошо помнил, что земля на кромке оврага и на склонах горы всегда была неурожайной. Худая илистая почва отказывалась взрастить даже самое непритязательное растение. Что ни сеяли здесь, ничего не родилось, из ста семян всходило одно, да и то росток оставался немощным, чахлым. Эта земля всегда бросалась в глаза голыми белесыми прогалинами. Если этот участок и засеяли пшеницей, он все равно не родил, и здесь легко пройти дальше… Лишь бы вода не поднялась и не залила эти яловые прогалины, беспокоился Регор.

Нужно попытаться, и не медля! Он надел рюкзак, взял доску под мышку и двинулся в путь.

Он осторожно шел по широкой борозде, отделявшей пшеничное поле от ячменного. Чем ниже Регор спускался, тем осторожнее становился, палкой проверяя дорогу впереди себя.

И вот слева высокая стена пшеницы поредела. Значит, не ошибся, теперь они пройдут. Свернул на илистую почву — сухая! Овцы семенили за ним. Регор прошел почти сто шагов, когда почувствовал под сапогами липкую жидкую грязь. Боже милостивый, не оставь нас, взмолился он, продолжая идти. Вскоре под сапогами была уже не грязь, а мелкая вода. Он взял немного выше, подошел к самой пшенице, но и там была вода.

Ничего не поделаешь, вздохнул он, оглянулся на овец и решительно зашагал дальше. Он уже боялся обернуться назад, проверить, бредет ли за ним его отара. Овцы тревожно блеяли, но он не обращал на них внимания и, склонив голову, пробирался вперед, шлепая по мелкой воде — к счастью, вода не прибывала.

Так прошли еще какое-то расстояние, казалось, что идет он уже давным-давно, да и оврагу пора бы кончиться, думал он. Пора выбираться на сушу.

И тут он увидел прогалину, ему показалось, совершенно сухую… Да, вышел на сухую землю. На радостях он бросил доску и упал на нее.

Когда он открыл глаза и сел, овцы сгрудились вокруг него и начали надрывно блеять, словно звали идти дальше.

Он встал, собрал пожитки, пересчитал стадо и, когда убедился, что все овцы на месте, недолго думая зашагал дальше.

Овраг кончился, приходилось идти под угор. Еще шагов пятьдесят, и когда ему показалось, что поднялись уже достаточно высоко, он круто повернул на север.

За оврагом начинались земли соседнего района. Тут кончалось и пшеничное поле. Далее тянулись клевера.

Слава богу, пронеслось в голове у Регора, теперь можно и отдохнуть. Он остановился. Овцы подождали, а потом начали щипать клевер. Пускай пасутся, отдохнут хорошенько, подумал Регор.

Достал из рюкзака бутылку с вином, приложился разок-другой, вынул хлеб, опустился на клевер и принялся за еду.

Начинало светать, дали открывались все шире, он узнавал знакомые места. Теперь он убедился, что шел правильно. Подождал еще немного, пока совсем не рассвело, и устремился в сторону шоссе. За полчаса он уже был у шоссе. Овец оставил в кустарнике, сам вышел на дорогу и сел на обочину, опустив ноги в кювет. Внимательно прислушивался, не раздастся ли где рокот мотора…

Он стоял посредине шоссе, широко раскинув руки и наклонившись вперед, словно человек, на которого свалилась беда и который во что бы то ни стало должен остановить грузовик с прицепом, мчащийся по дороге прямо на него.

Шофер увидел его сразу, вывернув из-за поворота за небольшим леском. Снизив скорость, он подъехал ближе, потом затормозил и остановился шагах в трех от живого препятствия. Не выключая мотора, выглянул из открытого окна кабины:

— Случилось что, дяденька? Чего надо?

— Да уж надо! — ответил Регор.

Он подошел к грузовику, внимательно осмотрел его, вскочил на подножку прицепа и заглянул в кузов. Спрыгнул на землю и начал рассматривать шофера.

Шофер — белокурый молодой парень с высоким гладким лбом, был чисто выбрит; беззаботные голубые глаза его улыбались миру, наверное, даже тогда, когда улыбаться ему вовсе не хотелось.