В тени шелковицы - [25]

— Давай я поставлю их прямо в автобус.

— Повторяю, если что случится, бросай все и приезжай ко мне! — быстро наказывала ему женщина.

— Ты будешь у Йозефины?

— Конечно. Зачем обременять чужих людей, лучше уж к ней, — ответила женщина.

Автобус остановился, двери распахнулись.

— С богом, — сказал мужчина, поставив вещи в автобус.

— Регор, а ты что — не едешь? — раздался чей-то голос. Люди зашумели. Он отрицательно покачал головой и остался на шоссе.

Когда автобус исчез вдали за деревьями, Регор сошел с шоссе на проселок и направился к дому.

Дорога вела вдоль фруктового сада, огороженного легким забором из досок, орясин и сучьев; на противоположной стороне сад не был огорожен: там волновалась под ветром высокая трава, и никакой границы между садом и кооперативными лугами не было видно.

В саду, ближе к шоссе, росли яблони и вишни, затем черешни многих сортов: пышные, развесистые кроны одних краснели множеством спелых ягод, на других ягоды были еще зеленые, а с деревьев с редкой листвой уже явно сняли урожай.

Отдаленную часть сада занимали низкорослые, благородные сорта персиков и абрикосов. Эти деревья были моложе других, и всякий тотчас заметил бы, что ими хозяин занимается больше всего.

В конце сада стоял дом и за ним, на противоположной стороне небольшого двора, кирпичный хлев и хозяйственные пристройки.

Во дворе росли три могучих ореха. Ветви одного из них распростерлись над самой проселочной дорогой, проходившей мимо дома, другое дерево затенило часть двора у колодца. Третье росло за домом и так неудобно — слишком близко к стене, что ветви опускались на крышу и в ветреную погоду царапали и портили кровлю. Время от времени ветви приходилось обрубать, и крона ореха еще больше разрасталась.

Личные наделы, прилегающие к дому, кончались сразу же за хозяйственными постройками. Общественные луга, что тянулись где-то стороной, здесь подходили к самой проселочной дороге, вместе с ней бежали недолго на юг, и вдруг сразу терялись — их сменяли плодородные поля. Поля простирались далеко-далеко, насколько хватало глаз.

На границе частного надела и кооперативных угодий росли старые акации. Их корни дали много новых побегов, образовавших сплошную живую изгородь.

Регор медленно шел вдоль сада, остановился около абрикосовых деревьев и осмотрел ветви, согнувшиеся под тяжестью плодов.

Ожидался небывалый урожай абрикосов. Еще бы недели три теплой, солнечной погоды, и можно начинать сбор ранних сортов.

Он удовлетворенно покачал головой, улыбнулся, еще раз окинул взглядом сад и пошел дальше.

Миновав двор, он направился к тому месту, где кончался его участок и начинались кооперативные луга. Свернул под акации и спустился вниз по склону. В ограде, сбитой из тонких стволов тополей, отдыхали его овцы. От горячего солнца их защищала тень деревьев.

Овцы зашевелились, когда он подошел, подняли головы, заморгали сонными глазами, словно удивились его появлению в столь необычное время дня.

Регор сел на верхнюю перекладину, ноги опустил на землю и молча смотрел на свое маленькое стадо, овцы больше не обращали на него внимания и отдыхали спокойно, будто им ничто не угрожало и не было прорванной запруды и грозных потоков воды, заливающих все вокруг.

Возможно, тревога преждевременна, думал он, животные обычно чувствуют приближение опасности, а смотри-ка, эти никак не беспокоятся. У него отлегло от сердца. Может, и людей незачем было эвакуировать, рассуждал он. Ведь, сколько он помнит, вода три-четыре раза прорывала запруду и заливала окрестности недалеко от прорыва, а так, чтобы затопило весь остров, пожалуй, еще не было.

Да, беспокоиться понапрасну не стоит, надо выждать, как все сложится в ближайшие часы.

Он снова посмотрел на овец, и вспомнился ему утренний спор с секретарем национального комитета.

Тот подкатил на мотоцикле и с ходу грубо набросился на него:

— Регор, Зуза, собирайте вещи, только самое необходимое, и к полудню выходите на шоссе. Вас заберет автобус, который пойдет из поселка.

— А что такое? Почему? — спросил он секретаря.

— Ты что, с неба свалился? Эвакуация. Все население до вечера должно покинуть территорию острова.

— Все?

— Да, кроме нескольких молодых, здоровых парней, которые останутся в поселке наблюдать.

— А за моим домом кто наблюдать будет?

— Присмотрят и за твоим.

— А с домашней птицей что делать? — спросила Зуза.

— Выпустить. Ваши куры и утки и так все время на кооперативных лугах выгуливаются. Не бойтесь, не пропадут, — ответил ей секретарь.

— А с овцами как же? — спросил Регор.

— С какими овцами?

— С моими. Ты же знаешь, у меня девять овец.

— Придется оставить.

— Как это — выпустить что ли, как и птицу в поле?

— На все времени не хватит. Сейчас речь идет о людях. Ведь и другие много что оставляют. И моя свинья тут останется. Выпущу ее во двор, и это все, что могу для нее сделать! — рассердился секретарь.

— То свинья, а то овцы, — отрезал Регор.

— Какая разница?

— Большая!

— Знаешь, Регор, я с тобой спорить не буду, у меня и так дел по горло. Как хочешь, а к двенадцати ждите с женой на шоссе.

— Дорогой мой Мартин, ты мне не приказывай. Я сделаю так, как считаю нужным, — отрезал Регор.