В тени Сфинкса - [136]

— Не злись, — пытался он успокоить ее. — Разве это нам поможет? Мы с тобой выбрали боковую тропинку. Сидим тихонько. А они — пусть себе забавляются.

— И что только получится из их забавы? Смотри-ка!

— Что там еще?

— Иди сюда. Скорее.

Он подошел к окну.

— Ну?

— Там кто-то есть. Я видела — мелькнуло что-то красное.

— Может, вчерашний рыжий пес?

— Нет. Еще светло. Там, где деревья. Красное платье… Какая-то девушка. Отодвинься, она смотрит сюда.

Старик спрятался за спину старухи, и некоторое время они стояли сгорбившись, словно присыпанные пылью, голова к голове — его старательно причесанные белые волосы и ее седой пучок, заколотый костяной шпилькой.

— Ну, что там она? — наконец спросил он.

— Ничего. Стоит. Но в лице что-то такое… Посмотри сам, только не высовывайся.

— Не вижу ничего особенного, — сказал он неожиданно изменившимся голосом.

— А как ты можешь увидеть без очков-то?

— И верно, — он беспомощно оглянулся и похлопал руками по груди в поисках несуществующих карманов.

— Ты и читал без очков, что ли? — спросила она.

— Как без очков? — смутился он. — Я только что снял.

— Ну так быстренько надень и взгляни…

Он поплелся к столу.

— Где же они?.. Ага, — очки лежали на сиденье кресла.

Он заправил тонкие дужки за уши и, ворча что-то под нос, вернулся к окну. Некоторое время молча смотрел на улицу.

— Ну, как? — спросила она.

— Ладная девица, — тихо вздохнул он.

— И утром тоже приходила. Крутится тут, будто тот рыжий пес. И все время глазеет. Ты прав — очень складненькая… Вот только лицо… Она, кажется, знает, что мы дома.

Он пожал плечами. Потом повернулся и направился к столу. Кряхтя, уселся в кресло и пригладил рукой белые волосы на висках.

— Подумай, — сказал он. — Что ты…

— А может, это он? — старуха взглянула на старика округлившимися глазами. — Им безразлично — он или она.

Старик раздраженно взялся за газету.

— Уж лучше закрой окно, — проворчал он.

— Может, и верно, — неохотно согласилась она. — Пусть стоит… Эрнест, а если она тоже ждет его?

— Чего ради?

— Мне кажется, он где-то поблизости. Впрочем, как знать…

— Перестань. Отойди же наконец от окна. Послушай лучше, что пишут в газетах.

— Все время одно и то же.

— Что ты хочешь! Газете год! Но интересно. А какие заголовки: «ГРАБИТЕЛЬ ИЛИ ЦЕЛАЯ ШАЙКА?» Этого мы не читали. Помнишь Ральф говорил, что первое время будут хлопоты с преступностью?

Она неохотно отошла от окна. Нерешительно постояла, опершись рукой о спинку кресла, в котором утонул за раскрытой газетой старик, а потом присела на свой стул. Рядом стояла корзинка с клубком шерсти и лежало вязанье. Под ногами подушка.

— Не читай вечерами такие вещи, — сказала она.

— Конечно-конечно. Но ты только послушай:

«После прокатившейся недавно волны грабежей дирекция Музея искусств вынуждена была установить дополнительную сигнализацию. Однако вчера уже через два часа после открытия музея…»

— Вчера! — фыркнула старуха.

— «…через два часа после открытия музея, — повторил он, — обнаружилось исчезновение икон, принадлежащих кисти Андрея Рублева. Показания свидетелей противоречивы…»

— Не удивительно, — вставила она.

— «Посетители, находившиеся в то время в зале, утверждают, что иконы укладывал в сумку мужчина в форме работника музея. Дежурная по залу показала, что видела молодую элегантно одетую даму с черным саквояжем. Продавщица из газетного киоска обратила внимание, как портье помогал уложить саквояж в багажник микробуса пожилому лысому мужчине. У машины был номерной знак дипломатического корпуса. Перед следственными органами снова возникает вопрос: кто совершил кражу — одинокий грабитель или целая шайка?»

— Иконы Рублева, — вздохнула старуха. — Когда я была молодой, из книжек вырезали цветные репродукции византийских икон, наклеивали на доски, слегка чернили над огнем края, а сверху покрывали лаком, и лики святых глядели со стен своими огромными глазами… Теперь, наверно, тоже смотрят на того грабителя.

— Не известно, был ли он один.

— Наверняка один, — заметила она, потянувшись за вязанием. — Они теперь все могут.

Старик зашелестел газетой.

— О! Послушай:

«Я ПОЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЕСЛИ ТЫ СТАНЕШЬ ДЕВУШКОЙ!

Один мужчина полюбил юную и красивую девушку. Его чувство не осталось без взаимности. Однако девушка избрала для себя общественный статус мужчины. Читатель спрашивает, как ему поступить. Нам представляется, что нельзя склонять девушку изменять решение. Это ее личное дело. Кроме того, как гласит старинная поговорка: важно чувство, а не пол».

— Хотела бы знать, как все это у них в действительности выглядит, — сказала старуха, вывязывая очередную петлю.

— Любая революция порождает проблемы: общественные, технические, биологические, — заметил старик. — Но со временем все приходит в норму.

— А я тебе говорю, на этот раз добром не кончится.

— Кто знает, — старик перевернул страницу. — О, вот:

«ВОЛНЕНИЯ НА ТЕРРИТОРИИ КОЛЛЕДЖЕЙ.

Строгий надзор со стороны службы безопасности за соблюдением молодежью ограничений полиморфизма привел к бурным выступлениям студентов, требующих права на самоустановление формы».

— Один придумал, а другие… только б не отстать, — сказала старуха с явным осуждением. — Копаешься в старых газетах, а во всех одно и то же. Фанатики расовой сегрегации требуют ограничений, а недоросли — свободы выбора. Им только позволь. В пеленках застаешь сосунка, а под утро…