В тени отца - [8]

Отец снова замолчал, невидящим взором уставившись в пространство, я тоже затих, не рискуя прервать наступившую тишину. Как выяснилось, я не только про мать ничего не знал, я и о его бурной биографии не имел представления!

— А слова Креста я запомнил, — отмер через какое-то время отец, — Опекунша моя, как оказалось, в банке приличную сумму имела — ей же пенсия за сына и мужа шла, а я у нее единственным наследником был. Никогда бы ни подумал, жили-то мы бедно, досыта не каждый день ели… А вот поди ж ты! Случайно банковскую книжку обнаружил, когда документы после смерти тети Вали разбирал. Дальше… с деньгами жить проще, чем без них. Одесса мне к тому времени осточертела, захотелось мир посмотреть, себя показать. Года два меня по стране помотало, много всякого-разного было, а потом каким-то ветром занесло в итоге в Казанский университет. Там в Казани и осел надолго в первый раз. Но, что-то мы куда-то не туда ушли, ты же о матери спрашивал?..

А я в кои-то веки и о «всяком-разном» не отказался бы послушать. Хотя бы о том, как безродный еврейский юноша вдруг стал потомственным дворянином, как заработал первые капиталы — не на тети Валины же деньги он жил долгое время? Как его потом из Казани в Питер занесло?.. Оставалось надеяться, что это у него не последний приступ разговорчивости.

— Надины чувства ни для кого секретом не являлись, но она была из старинного княжеского рода, пусть и обедневшего, а я… были еще другие обстоятельства… Из дворца меня выставили. Как же я ее возненавидел! Знал бы ты! Из-за соплячки с голубой кровью лишиться всего!!! Это потом уже я понял, что всё к лучшему, но тогда!.. Если бы я мог ее встретить, то ты бы точно стал сиротой! А, нет, ты бы просто не родился!

Слышать такое про мать было обидно.

Но с другой стороны…

Придворный артефактор, для многих — венец карьеры, высшая ступень. Если ей было тринадцать, то ему, значит, пятьдесят девять. Даже для мага солидный возраст.

И — резко вниз! Из-за девчонки вроде Машки…

Н-да…

— Одно потянуло за собой другое, часть знакомых отвернулась. Тоже тогда… всякое было. Накопления… с ними отдельная история. Так что, оказаться на свободе было странно и дико поначалу. Столько лет — вздохнуть некогда, а тут вдруг… сам себе свободный художник… Помог Симка Веллер. Дядя Сима, хотя вряд ли ты его помнишь, он как-то приезжал к нам, но тебе тогда лет шесть было. Самуил Иоганнович Веллер. Якобы немец, но поскреби — еврей-евреем. Тогда он был ректором Петербуржского университета. Вывел меня из запоя, загрузил работой. Он, кстати, до сих пор жив, мы переписываемся. Уже не ректор, годы все же не те, он постарше меня лет на пять, но на рождество еще преподавал, может даже и у тебя преподавать будет.

Дядю Симу я, как ни странно, помнил. Может быть потому, что у нас редко были гости, или сам по себе он был запоминающимся, но визит врезался в детскую память.

Ха! А знакомый препод — это неплохо!

— С ним на пару мы добили его проект брони. Опять пошли заказы, деньги. Да и выставили меня все же не с волчьим билетом, оформили все аккуратно, званий и чинов не лишили, наград тоже. Вернулся на кафедру, опять начал преподавать, постепенно жизнь как-то снова наладилась. И тут на первый курс приходит она. Надежда. И все повторяется вновь. Только ей уже не тринадцать, а семнадцать. Из неуклюжего подростка она превратилась в роскошную красавицу. На нее облизывались все мужчины, ей оглядывались вслед… а она по-прежнему смотрела только на меня. И вот тут я не устоял. Дальше… дальше ты, наверное, знаешь. Мир не без «добрых» людей, — отец интонацией выделил это «добрых», — нашлись те, кто донес. У нее был выбор — отказаться, уйти… Скандал могли замять. Она выбрала меня и тебя. И это были самые счастливые двенадцать лет в моей жизни.

Отец достал из-за пазухи медальон, где, как я знал, хранился мамин редкий снимок — почему-то она не любила фотографироваться.

— Подойди, — попросил он.

Я снова подошел к его столу.

— Ей отказали во всем — в имени, в приданом. Выставили, в чем была. Из всех ее украшений у нее остался только этот медальон. Носи его. — И он, заставив меня склониться, надел мне на шею цепочку.

— А как же ты?

— У меня есть ты.

Сашкин день рожденья — восемнадцатилетие, между прочим! — мы решили отпраздновать с размахом. Нудные посиделки с родителями, родственниками и редкими одноклассниками, удостоившимися чести быть приглашенными, с кучей вилок на столе, первым официально разрешенным глотком шампанского (только имениннику, кстати, не мне!) и праздничным тортом, мы уже пережили, а сегодня вечером собирались повторить торжество уже чисто своей компанией у Тоньки-медички в общежитской комнате, что она делила с двумя такими же раскрепощенными подругами. Спонсором сего мероприятия, понятно, выступал я — родители у Сашки были хоть и дворянами, но весьма скромного достатка.

На большой перемене мы с Меньщиковым подбивали баланс:

— Шампусик барышням и всякие там шоколадки-мармеладки принесет Рыбачков, Торба обещал купить что покрепче, а жратву…

— О, мин херц, гляди, это, похоже, к тебе, — ткнул меня в плечо Сашка, привлекая внимание к чему-то за спиной. Оглянулся.