В тени граната - [34]

— Конечно, я женюсь на тебе,— бойко ответил он.

— Я говорила тебе, что если пойдешь с другой женщиной, то потом пожалеешь об этом.

— Цыганка... только ты можешь сделать меня счастливым. Ты слишком совершенна...

Он схватил ее, она увернулась, но он ликующе рассмеялся: это всего лишь любовная игра. Даже когда она пыталась его ударить, он почувствовал, что она утомлена; через каких-то несколько секунд он повалил ее на солому.

После этого она легла навзничь рядом с ним. Он, победитель, чувствовал, что расслабился. Она не могла перед ним устоять, несмотря на свою яростную ревность.

Ему даже не нужно беспокоиться, чтобы скрыть свои мелкие грешки. Он ошибался, когда воображал, что с Цыганкой надо быть осторожнее. Цыганка такая же, как и все другие — которые настолько полны желания к нему, мужчине необыкновенных способностей, что не могут перед ним устоять.

Она нежно нагнулась над ним.

— Спи,— прошептала она.— Давай десять минут поспим, а потом опять продолжим.

Он засмеялся.

— Ты ненасытна,— сказал он,— как и я. Что за парочка — моя Цыганка и твой Амиго.

Она нежно покусала его за плечо. И он закрыл глаза.

Цыганка не спала, а тихо лежала рядом с закрытыми глазами. Она воображала себе его с той, другой, и не только с ней. Было много и других. Верный возлюбленный! презрительно подумала она.

Она говорила ему, что он пожалеет, если изменит ей. Она была ему верна, однако, он считает ее настолько ниже себя, что не пытается сдержать своих обещаний.

Она влюблена и упивалась их близостью; но он всего лишь мужчина, каких много в Памплоне; они готовы прийти к Цыганке, стоит только поманить.

Она прислушалась к его дыханию. Он заснул. Может быть, некрепко заснул и проснется, если она пошевелится.

Она тихо отодвинулась от него. Он застонал и протянул руку, но она уклонилась, внимательно наблюдая за отсветом свечи на его лице.

Его рука вновь упала, глаза оставались закрытыми.

Секунду Цыганка стояла, наблюдая за ним, потом подняла свой пояс. И вынула из него нож.

— Ни один мужчина меня не предаст,— прошептала она.— Даже ты, мой джентльмен-придворный. Я тебя предупреждала. Сказала, что ты пожалеешь. Но ты не пожалеешь... потому что с сегодняшней ночи тебя не станет.

Глаза у нее вспыхнули, когда она подняла нож.

Он на секунду опоздал открыть глаза; увидел, как она наклоняется над ним, увидел ее сверкающие глаза, но на этот раз в них горела ненависть, а не любовь, жажда мщения, а не страсть.

— Цыганка... — Он попытался произнести ее имя, но в горле у него только, что-то булькнуло. Он почувствовал на груди горячую кровь... на шее, потом темнота поглотила ее лицо, убогую комнату при свете свечи, во мраке пропали и свет и жизнь.

* * *

Цыганка смыла кровь с обнаженного тела и надела свою одежду. Потом задула свечу, спустилась по лестнице и вышла на улицу.

Она быстро пробежала по переулку, через несколько узеньких улочек, пока не подошла к дому, который ей был нужен.

Она настойчиво постучала в дверь. Никто не ответил и она постучала снова. Наконец, послышались медленные шаги.

— Быстрее, отец мой,— вскричала она.— Быстрее!

Дверь отворилась, на пороге стоял мужчина и вглядывался в нее; он пытался натянуть на себя рясу священника. Она вошла внутрь и прикрыла дверь.

— Что случилось, дитя мое? — спросил он.

— Мне нужна ваша помощь. Я убила человека.

Тот, в ужасе, молчал.

— Вы должны мне помочь. Скажите мне, что делать.

— Это убийство,— сказал священник.

— Он заслуживает смерти. Он был лжец, обманщик и прелюбодей.

— Не тебе судить, дитя мое.

— Вы должны мне помочь, отец мой. Нам обоим не пристало болтать о грехах других.

Священник замолчал. Он согрешил с этой женщиной, это правда.

Но какой соблазн представляет такая женщина, особенно для того, кто время от времени ведет целомудренную жизнь.

— Кто этот человек? — спросил он.

— Он служил при дворе.

Священник ахнул.

— Дура! Дура! Ты воображаешь, что убийство знатного джентльмена сойдет незамеченным? Если бы это был один из тебе подобных, я, может, и помог бы. Но джентльмен, связанный со двором! Я ничего не могу сделать, дитя мое, только выслушать твою исповедь.

— Вы сделаете больше,— сказала она.— Потому что вы умны, отец мой, и вы мой друг.

Священник суетливо затеребил свою рясу. Он посмотрел на ее лицо при свете свечи. Оно было бледно, а глаза огромны; в них не было раскаяния, только удовлетворение тем, что отомстила неверному, только твердая решимость, что согрешивший с ней теперь должен стать соучастником ее преступления. Она была опасная женщина.

— Вполне может быть, что на самом деле он не был джентльменом при дворе,— сказал священник.— Может, это его выдумка.

— Он был хорошо одет и в карманах у него были бумаги.

— Это он так тебе сказал.

— Я их почувствовала... сегодня ночью. Это были бумаги.

— Отведи меня туда.

Они поспешили обратно к дому, где лежал убитый. Внимание священника привлекло не изуродованное тело, не залитая кровью солома, а бумаги, лежавшие в карманах одежды убитого.

— Поднеси свечу поближе,— приказал он.

Она повиновалась, и у начавшего читать священника руки затряслись от волнения, ибо перед ним был проект секретного договора между королевствами Наварра и Франция.