В тени другого мира - [101]

– Мы не Зверлинги.

– Ну да, а я балерина. Слушай, меня реально напрягает, что вы шляетесь тут без присмотра и калечите себя и окружающих. Но то, что творилось в этой лаборатории, меня напрягает гораздо больше. Я так даже с соседской шавкой не поступил бы. А эта тварь давно просится в шашлык.

– Можно спросить?

– Валяй.

– Чем ФБР отличается от «ВалентиКорп», если вы точно так же похищаете детей с улиц и запираете на военно-морской базе?

– С чего ты взял?

– Бросьте. По ящику каждый час крутят рекламу этой вашей «программы адаптации». Я здесь живу. Все знают, куда вы их увозите.

Мэттсон медленно кивнул.

– Ладно. Судя по тому, что мне рассказывали, разница принципиальная. И у меня нет причин не верить начальству. Если Зверлинг представляет опасность для себя и других или сам просит о руководстве… Не смотри на меня так, некоторые нам реально звонили. Например, твой друг Дэнни…

– Он мне не друг.

– Понимаю. Этот сопляк напрашивается на хороший поджопник. Но правда в том, что мы всего лишь пытаемся обеспечить им безопасность и научить управлять своими способностями. Это не база Гуантанамо[14]. Скорее уж школа-интернат.

– Тогда почему ваши подопечные хотят оттуда сбежать?

Мэттсон угрожающе сощурился.

– Как я уже сказал, – медленно повторил он, – некоторые Зверлинги себя не контролируют, и мы изолируем их для всеобщего блага. Чтобы они не покалечили себя или других.

Я вспомнил про Диллона, который так боялся отправки на базу, что предпочел покончить с собой, – и спокойно вернул Мэттсону его взгляд.

– И как успехи? Многих спасли?

Глаза агента сверкнули яростью, но вспышки так и не последовало.

– Я не собираюсь с тобой спорить, – ответил он. – Только не сегодня. Не после всего, что мы здесь нашли. Но поблажки когда-нибудь закончатся. Просто не суй нос, куда не следует, если не хочешь проблем.

– С вами?

– С ФБР. Ничего личного, – и он ускорил шаг. – Твоя мама уже заждалась, наверное.

Наконец мы выбрались в вестибюль. Я направился было к выходу, но он придержал меня за плечо.

– Погоди минуту. Я выйду первым и дам «пресс-конференцию», – последнее слово он взял пальцами в кавычки. – Когда на меня бросятся папарацци, бочком протиснись к маме, и убирайтесь отсюда. Если повезет, сможешь немного передохнуть дома. Я бы дал вам сопровождение, но это все равно что повесить на тебя табличку «Смотрите, герой дня». Справишься со славой?

– А у меня есть выбор?

Мэттсон покачал головой.

– Боюсь, что нет. Сами боролись за свободу печати.

– Неужели нельзя сделать, чтобы они оставили меня в покое?

– Ну, можешь воззвать к их человечности, – и Мэттсон одарил меня невеселой улыбкой. – Просто подожди. Через пару дней ты станешь старой новостью, и они присосутся к кому-нибудь другому.

Мне кажется или я это уже слышал?

Мэттсон расправил плечи и широким шагом направился к полицейским машинам. Я притаился за косяком, наблюдая, как его окружают репортеры и фотографы. Ну конечно, одного слуха про приезд ФБР хватило, чтобы раздуть из этого нездоровую сенсацию.

Мэттсон принялся отвечать на вопросы, и я незаметно выскользнул из здания. Мама ждала неподалеку. Пока мы шли к машине, она обвила мои плечи рукой, но я не смог бы сказать, боится она нового похищения – или просто не верит, что я наконец здесь, рядом с ней. Как бы там ни было, я совсем не возражал.

Марина

Каторжник высадил меня в паре кварталов от дома. Учитывая, что я всю ночь прогуляла неизвестно где, было бы верхом глупости попасться на глаза соседям или позволить mamá устроить сцену на улице.

Я бегом преодолела оставшееся расстояние, обогнула дом и проскользнула в заднюю дверь. На цыпочках прокравшись в кухню, я нашла маму на коленях, в окружении всех ее santos. Перед ней стояла рамка с моей школьной фотографией. Голова мамы была опущена, глаза закрыты. Губы безостановочно шевелились в страстной молитве. Кажется, ей не было никакого дела, что в кухне нечем дышать от десятков освященных свечей.

– Mamá, я вернулась, – тихо позвала я. – Я в порядке.

Она вскинула голову и жадно впилась в меня взглядом. Из покрасневших глаз снова брызнули слезы. Я поняла, что она проплакала всю ночь, и тут же почувствовала себя последним куском дерьма.

– Gracias, Dios, – прорыдала она и протянула ко мне руки.

Я опустилась на пол рядом и изо всех сил сжала mamá в объятиях.

– Ты слышала, что случилось с Джошем? – прошептала я ей на ухо, когда рыдания немного стихли.

Я бы не удивилась, если бы мамины святые решили немедленно покарать меня за ложь, но я не видела выбора. Вряд ли она была готова принять правду.

Джош

Дома было хорошо. Нормально. А именно в нормальности я сейчас нуждался больше всего. Мама поставила в духовку макароны с сырной запеканкой, и мы уселись за кухонный стол.

– Господи, зачем они обрезали тебе дреды? – беспомощно спросила она, проводя рукой по моей остриженной макушке. Этот жест напомнил мне Элзи, и я на секунду почувствовал холодную пустоту в груди.

Мамины глаза снова наполнились слезами. Я знал, что она плачет не из-за волос, а из-за меня. Из-за того, что чуть было со мной не случилось.

– Ты точно в порядке? Может быть, вызвать врача?