В тенетах смерти - [23]

Снова освобожденные от воинской повинности. Калон пытался что-то вспомнить… Он нашел. Колбасник тоже был освобожденным от воинской повинности, равно как и арестованный людьми Эрлангера крестьянин. Наконец-то проявилось что-то общее, объединяющее их. Но какой из этого можно сделать вывод?

Калон мысленно вернулся к обыску в доме Эрбаха. Он вспомнил того типа, принадлежащего к знаменитой ССД. Что-то тут не клеилось.

— Что настораживает вас в деятельности Дауна? — спросил он.

Улыбка сошла со сразу же ставшего жестким лица Соболина.

— Пассивное сопротивление режиму, смехотворная пропаганда.

Это было ошеломляющим! Те же самые слова! Слова, сказанные Эрлангером. Именно эти слова передал Калону Кост.

Он понял, и у него на спине выступил холодный пот. Главное — не выдать себя. Он закурил новую сигарету.

— Понятно, — спокойно сказал он. — В таком случае наши цели не столь уж различны.

— Я начинаю этому верить, — сказал русский.

Они смерили друг друга долгим взглядом. Соболин продолжал:

— Опасность действительно велика, и мы должны ее взвесить. Это война, герр Ренс, если мы не сможем воспрепятствовать ей: моя страна и ваша, какими бы они ни были. Скажите мне, что думает по этому поводу ваша страна?

— Примерно то же самое, — ответил Калон.

Соболин наклонился к Калону:

— Я предлагаю договор, герр Ренс. Наши интересы здесь сходятся.

Так как Калон молчал, он добавил:

— Если эта организация действует на западной территории, то мы заинтересованы в том, чтобы освободить вас. Мы все оказались в дураках, нас провели.

За кого, собственно, принимал его Соболин: за дурака или за простодушного человека? Однако обеспокоенность русского была Калону понятна.

Затем Соболин долго говорил о выводе советских войск из Восточной Германии и о передаче Восточного Берлина коммунистическим немецким властям.

— Главное — не препятствовать этому, — убеждал он Калона.

— Действовать надо срочно, — сказал Калон.

Соболин облегченно вздохнул.

— Что вам известно? — спросил он.

— Вы разочаровываете меня, — поморщился Калон.

Он расслабился в кресле и сейчас уже не казался опасным. Но его взгляд… Соболин злился на себя, что недооценил своего собеседника.

— Хорошо, — сказал он. — Я делаю вам честное предложение: закончить дело за сорок восемь часов. Ваши документы останутся у меня. В случае затруднения вы позвоните. Вам гарантирована безопасность на сорок восемь часов. По окончании этого срока мы встретимся независимо от результатов.

Калон нахмурился.

— У меня есть лучшее предложение, — сказал он. — Давайте действовать вместе.

Русский не мог прийти в себя от восторга. Он не сомневался в благонамеренности того, кого он называл герром Ренсом.

— Я попрошу вас только заехать в мой отель, — сказал Калон.

— Хорошо.

Они встали, и Соболин в знак доверия протянул Калону его пистолет. Они вышли из здания и сели в ЗИЛ. На этот раз Соболин сидел рядом с Калоном на заднем сиденье.

Было поздно, и улицы были безлюдными. Снова шел дождь, и Калон молил Бога, чтобы он не погасил пожара в ангаре.

ЗИЛ остановился перед отелем. Калон открыл дверцу, когда Соболин сказал:

— Советую не забывать, что я принял все меры предосторожности.

— Не беспокойтесь, — процедил Калон.

Выходя из машины, он увидел, что один из людей Соболина встал у входа.

Главное для него — осторожность и гибкость. Он шагал по скользкой доске, переброшенной над пропастью: один неверный шаг — и смерть.

Хозяин гостиницы сидел в своем кабинете. Он поднял голову. Его взгляд несколько оживился при виде нацеленного на него пистолета…

— Это вы?…

— Встаньте!

Мужчина тяжело поднялся, смочив языком пересохшие губы. Его круглый живот дрожал под расстегнутым жилетом.

— Даун еще здесь? — спросил Калон.

Хозяин гостиницы кивнул.

— Проводи меня к нему… И без глупостей.

Калон пропустил его вперед и спрятал пистолет под пальто. Они поднялись по лестнице, и толстяк указал на дверь.

— Он здесь.

Калон подошел к двери, нажал ручку, обнаружив, что дверь не заперта, и вошел. В комнате было темно, и из угла до него доносилось ровное дыхание.

Он зажег свет и быстро подошел к кровати. Гельмут Даун проснулся и сунул руку под подушку.

— Не стоит, — предупредил Калон.

Даун медленно убрал руку.

— Не будем терять времени, — сказал Калон. — Хочу довести до вашего сведения, что это я находился в квартире, напротив колбасной лавки Мюллера. Сообщаю вам также, что вскоре после вашего визита Лаймен умер.

Даун сел на кровать. Его тщедушное тело не было создано для физической борьбы.

— Кроме того, у вас на хвосте ГПУ, — добавил Калон.

Он допустил ошибку и вместо запугивания вызвал сопротивление Дауна. Тот быстро наклонил голову и, откусив пуговицу сорочки, с вызовом взглянул на Калона.

— Остановитесь! — крикнул Калон. — Я пришел к вам как друг.

Слишком поздно. Даун уже откинулся назад, губы его посинели, а широко открытые глаза смотрели неподвижно. У яда оказалось слишком быстрое действие.

Даун не понял его. В течение долгого времени он жил в состоянии нервного напряжения. Он предпочел смерть аресту.

Калон быстро вышел из комнаты, зашел в свою и взял чемодан.

Выйдя на улицу, он направился к своей машине. Человек Соболина следовал за ним. Калон открыл заднюю дверь, чтобы поставить чемодан, и позвал: