В темноте - [49]

— А зачем тебе в наш двор на грузовике? — Он явно нарвался на старую чекистку.

— Мебель я привез, — импровизировать приходилось на ходу.

— Это в какую квартиру?

— Не знаю я. У экспедитора документы. Если не знаешь, чья тачка, так и скажи. Не морочь мне голову.

Он сделал вид, что собирается уходить. Бабуля поддалась.

— Как это я не знаю? — искренне возмутилась она такому предположению. — В девятую квартиру звони. Ренатки это, лахудры, машина.

— Спасибо.

Во дворе он несколько секунд блаженно вдыхал прозрачный холодный воздух. В идеале для осуществления плана необходимы были минимум трое. Двое на лестнице и один во дворе. Сейчас он был почти один. В лучшем случае их было полтора. Громов посмотрел на ковыряющего носком ботинка асфальт Щукина и подумал, что самое умное — вернуться на базу и разъяснить руководству реальную картину происходящего. В голове стучало. То ли с перепоя, то ли от возбуждения. Он подумал, что пока ездит в отдел и докладывает, преступник может уйти. Такая ситуация была вполне реальной, и Громов ухватился за эту мысль обеими руками. Уходить нельзя. Он возьмет его сам. Один. Вернее, почти один.

— Коля!

Щукин не реагировал, увлеченно вглядываясь в асфальт.

— Коля–я–я!!!

— А? Что?

Его речь и движения не ускорились ни на секунду.

— Встань в арке и следи, чтобы враги не напали на меня оттуда. В общем, страхуй, но без команды не вмешивайся. Понял?

— Да.

— Точно?

— Что я, дурак, что ли.

Громов едва не прыснул со смеху.

— Нет, конечно. Иди. Будет нужна помощь — я крикну.

Он помассировал виски и затылок, переложил пистолет в карман плаща, безуспешно попытался сплюнуть пересохшим, как Сахара, ртом и решительно подошел к «опелю». Щукин озабоченно глазел на него из подворотни. Сквозь занавески первого этажа цепко подглядывала чекистка.

«Надо было ее взять в союзники, — запоздало подумал Громов, присаживаясь возле водительской двери, — а то выскочит и все карты спутает».

Ручка дверцы была пластмассовой и очень хрупкой на вид. Он подергал ее изо всех сил. Ноль эффект. Пришлось навалиться плечом и, упираясь ногами в асфальт, качнуть машину. Сердце от напряжения колотилось как сумасшедшее. Пот заливал глаза. Наконец спасительным фальцетом завыла сигнализация. Громов нащупал рукоятку пистолета в кармане и, жадно ловя ртом воздух, замер на корточках. Красный солнечный блин насмешливо взирал на него с холодного голубого неба. Машина истерично завывала. Щукин высунул было из арки голову, но Громов махнул ему рукой, и он спрятался. На третьем этаже распахнулось окно, и из него по пояс высунулась грудастая курносая брюнетка в синем парчовом халате.

— Ты чего, придурок пархатый, без башни остаться хочешь? — вежливо осведомилась она. — Вали от машины!

Громов набрал в грудь воздуха.

— Пошла на хер, б… подзаборная! — заорал он, делая вид, что вскрывает дверцу машины. — Закройся, а то поднимусь и вдую тебе.

— Что?!! — Брюнетка захлебнулась от негодования. — Да ты… Да я… Да тебе сейчас…

Она скрылась внутри. Громов удовлетворенно хмыкнул. Наглость и грубость действовали безотказно. Какой уважающий себя мужчина вообще и реальный пацан в частности не выйдет проучить такого оборзевшего вора? Оставалось ждать. Пальцы елозили по рукоятке ствола. Он не отрывал слезящихся глаз от двери парадной. Время тянулось как старая жевательная резинка. Ветер шуршал опавшей листвой. С улицы доносилось жужжание автомобильных двигателей. За спиной шаркнула об асфальт подошва ботинка. Видимо, Щукин решил подойти поближе к месту будущих событий. Брюнетка снова появилась в окне.

— Что? Отпрыгался, шпана уличная? — победоносно усмехнулась она.

В последний момент Громов перехватил ее направленный ему за спину взгляд и обернулся. Приклад автомата скользнул по щеке, рассадив кожу на скуле. Плечистый малый в милицейском бушлате с сержантскими погонами раздосадованно хмыкнул и врезал тяжелым ботинком ему под ребра. Громов застонал и инстинктивно потянул руку из кармана.

— Вася! У него ствол!

Подбежал еще один милиционер и опустил ему на голову гибкую резиновую дубинку. Щелкнул выключатель света. Красный блин солнца начал стремительно тускнеть.

— Мочите его, гниду! — бесновалась в окне брюнетка.

Сознание включилось уже на улице, перед белым «жигуленком» с эмблемой совы. Запястья были жестко перехвачены за спиной наручниками. Двое волокли его за плечи.

«ОМОН», — догадался Громов и осторожно позвал:

— Мужики!

— Мужики зону топчут, а ты едешь к ним! — Сержант отворил дверь машины. — Толя! Принимай. Крадун с волыной. Верняк, премия!

— Мужики, я опер с восемьдесят седьмого. Ксива в плаще. Дежурному позвоните — он в курсе, где я.

— Чего–о–о?

Рука сержанта скользнула во внутренний карман и извлекла удостоверение. Его прислонили грудью к машине. Голова нестерпимо гудела. Саднило кровоточащую скулу. Красное солнце игриво слепило холодными колющими лучами. Мимо тек поток прохожих.

— Сеня, смотри, что–то происходит.

— Ничего. Просто бандита поймали.

— Избили–то как, звери.

— Так им, чеченам, и надо…

Сзади зашипела рация. Что–то бубнили овошники. Щелкнули наручники. Громов обернулся и растер руки.

— Извини, — без тени сожаления сказал плечистый сержант, — мы же не знали.