В те грозные годы - [127]

Армейская газета «Фронтовик» часто публиковала письма бывших невольников. В них выражались беспредельная благодарность Красной Армии за освобождение и столь же беспредельная ненависть к фашистским поработителям. Такие же письма публиковались и в дивизионных газетах. В минуты затишья их коллективно читали бойцы и командиры, а после этого обменивались мнениями о прочитанном, гневом и позором клеймили фашистских угнетателей. И конкретным выражением этого гнева становилась еще большая активность в бою.

Наряду с политической работой среди освобожденных из фашистской неволи советских и иностранных граждан с вступлением войск армии в пределы Берлина командирам и политорганам, партийным и комсомольским организациям приходилось с каждым днем все больше внимания уделять и местному населению.

Помнится, числа 18 апреля мы получили директиву Ставки Верховного Главнокомандования. В ней настоятельно подчеркивалась необходимость гуманного отношения к гражданскому населению, а также давалось указание: в каждом занимаемом советскими войсками городе одновременно с назначением военного коменданта создавать и местные органы власти из самих немцев во главе с бургомистром. А это отнимало немало времени. И прежде всего у нас, работников поарма.

Здесь следует пояснить, что до 28 апреля правопорядок в занятой советскими войсками части Берлина определялся приказом командующего войсками 1-го Белорусского фронта за № 5. А 28 апреля генерал-полковник Н. Э. Берзарин, тогда еще только что назначенный первым военным комендантом Берлина, издал приказ № 1, уже более конкретно регламентировавший жизнь все еще остававшегося фронтовым огромного города. В соответствии с этим приказом создавались районные и участковые комендатуры. К моменту капитуляции фашистской Германии на территории Большого Берлина помимо общегородской было образовано 20 районных и 52 участковые комендатуры. Многие из них возглавлялись офицерами 3-й ударной армии. На первых порах одна из главных забот районных и участковых комендантов заключалась в том, чтобы обеспечить население города продовольствием, а немецких детей — молоком.

Кстати, спасение берлинцев от, казалось бы, неминуемой голодной смерти советские войска начали еще с первых дней своего вступления в пределы Большого Берлина. В этой связи хочется привести такой пример.

Как-то в самый разгар боев за столицу фашистского рейха к нам в политотдел приехал писатель Борис Леонтьевич Горбатов. Он попросил меня рассказать о том, как ведут себя берлинцы на территории, занятой к тому времени войсками 3-й ударной армии. Ответить на такой вопрос, тем более известному писателю, было довольно трудно. Да к тому же, подумалось, для него гораздо важнее увидеть все самому, а потом составить об этом собственное мнение. Поэтому я предложил писателю проехать вместе со мной по улицам и районам города, очищенным от немецко-фашистских войск. Он охотно согласился. В качестве переводчика мы взяли с собой майора П. М. Матвеева.

Уже в пригороде Берлина — Вейсензее перед нами открылась необычная на первый взгляд картина: не менее пятисот горожан различных возрастов с судками и мисками в руках стояли в очереди к двум нашим полевым солдатским кухням. А ротные повара, быстро орудуя черпаками, раздавали им наваристый суп и кашу.

— Остановимся, поговорим? — обернулся ко мне Борис Леонтьевич.

Въехали на площадь, остановились. Наш «зиллис» окружили до сотни мужчин и женщин. Всех интересовал лишь один вопрос: скоро ли закончатся бои в городе? Многие тут же высказывали свое мнение о Красной Армии.

— Я воевал на Восточном фронте, там потерял ногу, — взволнованно сказал одноногий инвалид лет тридцати пяти с наполненным гречневой кашей котелком в руке. — Много раз видел, как эсэсовцы расстреливали безоружных русских, даже детей. И вот… Война, развязанная фашистами, столько горя принесла вашей стране, а вы кормите нас, спасаете от голода. Все это трудно доходит до моего сознания.

Да, берлинцы удивлялись гуманности советских людей. И вместе с тем от души радовались тому, что клевета Геббельса и его подручных на бойцов и командиров Красной Армии оказалась, мягко говоря, не больше чем беспардонным враньем.

Такие же очереди к походным кухням, такие же удивленные и смущенные лица берлинцев мы наблюдали и в районе Панков, и в Веддинге.

В политотдел армии возвращались уже в сумерках. Борис Леонтьевич, полный впечатлений от увиденного и услышанного во время поездки по берлинским улицам, долго еще расспрашивал меня и майора Матвеева о содержании политической работы, проводимой среди местного населения, о реакции берлинцев на приказы и распоряжения советских военных властей, на наши радиопередачи. И вот тут на вопросы писателя отвечал главным образом Петр Михайлович Матвеев.

Следует сказать, что наши передвижные звуковещательные установки в те дни работали на полную мощность. Передачи, обращенные к берлинцам, транслировались на площадях и улицах по нескольку раз в день. Горожанам сообщались на немецком языке сводки Совииформбюро, разъяснялась освободительная миссия Красной Армии. В каждом сеансе дикторы обязательно напоминали, что Советские Вооруженные Силы не ставят перед собой цели поработить немецкий народ. Главная и единственная их цель — разгромить гитлеровскую захватническую армию, покарать нацистских палачей, уничтожить фашистский «новый порядок», освободить народы Европы, в том числе и немецкий народ, от коричневой чумы.