— Это не имеет значения. Важно то, что корабль останется здесь до конца времён, как предупреждение для всех, кто взглянет сюда. Наши с тобой цивилизации как пришли, так и уйдут, а мы всё ещё будем видны. Мы будем падать вечно.
— Но это может быть ложью.
— Ну, мы с тобой мастаки принимать всё на веру. Ты и я. Назови мне имена.
— Не могу.
Старик вспомнил своих дочерей. Кареглазку и синеглазку. Они ушли навеки. Из-за таких, как этот юноша. Но не из-за этого юноши, сказал он себе.
Старик перевёл взгляд на фигуру в кресле. Он мог быть на месте этого юноши, если бы обстоятельства сложились иначе. Если бы его вырастили так, как вырастили этого юношу. Если бы он видел то, что довелось видеть ему. Юноша — всего лишь пешка в этой игре.
Как и он сам.
— Да что такое смерть для тех, кто вздохнёт полной грудью в раю? — спросил старик. — Где же самопожертвование? Но это… — старик ткнул пальцем в чёрную пасть, растущую на экране. Вот истинное мученичество. Ты взрывал невиновных только за то, что они были иной веры, чем ты. Так вот что ты получишь от них. Это всё.
Молодой человек тихо всхлипывал. Горизонт приближался.
Инфографика на экране показывала, что осталась одна минута.
— Ты всё ещё можешь сказать мне…
— … ещё есть время.
— … они ведь твои друзья, твоя семья, если угодно…
— … ты думаешь, они бы тебя не выдали?
— … выдали бы.
— … нам просто нужны имена.
— … несколько имён. И всё. Я сделаю это для тебя, пока не стало слишком поздно.
Молодой человек зажмурился.
— Нет.
Дочки.
Из-за таких мальчишек, как этот мальчишка.
— Почему? — спросил старик с искренним недоумением. — Это тебе ничего не даст. Ты не получишь своего рая.
Юноша молчал.
— Я отниму у тебя твои небеса, — сказал старик. — Ты ничего не получишь.
Тишина.
— Твоя верность бессмысленна. Назови мне одно имя, и я покончу с этим.
— Нет, — сказал молодой человек. По его щекам струились слёзы.
Старый математик вздохнул. Такого он не ожидал.
— Ты знаешь, я тебе верю, — сказал он и перерезал юноше горло.
Одним движением он рассёк сонную артерию. Глаза молодого человека на миг расширились — больше от удивления, чем от более сложного чувства. Он навалился на ремни.
Всё было кончено. Старик провёл ладонью по глазам юноши, и веки опустились.
— Может быть, этого тебе и было надо, — сказал он.
Он сел на пол, преодолевая растущую гравитацию. Он смотрел, как приближается тьма на экране. Математическая часть его сознания была довольна. Коэффициенты уравнения расставлены верно. Солдат за солдата.
Он подумал о своих дочерях, кареглазке и синеглазке. Он попытался удержать в памяти выражения их лиц. Ему бы хотелось думать о них вечно.
Не противоположность бытия, но его инверсия. После этого он стал ждать.
Выяснится, был он прав или ошибался. Будут его судить за грехи или нет.
©Ted Kosmatka. In-Fall. 2010.