В свете старого софита - [2]

Сейчас на моём острове не так уж много жителей. Да, всего четыре человека. Хотя… сын всё чаще в пути, где-то далеко-далеко…ему давно уже мало острова, ему мало даже континента… ему подавай всю планету! Да и у дочки появились свои дивные острова. Она то тут – то там… И это нормально, ибо это – жизнь. Главное, чтобы не было скучно друг с другом нам с тобой, милый, – тем, кто здесь остаётся.

Хотя… вот ведь какая штука. Мой остров – это ведь только мой остров. Всё-таки ты – не островной человек, ты – континентальный. Как часть меня, как моя половинка, как составляющая моей судьбы – ты здесь. Но мы не идентичны. Всё-таки мы – два разных человека. И у каждого – своя жизнь, своя судьба. И своё побережье памяти…

* * *

Я привыкла к тому, что на моём острове безлюдно, и не стремлюсь к новым дружбам. Мои дружбы – их унесло океаном… они – в прошлом… в прошлом…прошлом… «Шшш»… «шшш»… – накатывают волны на берег…

* * *

Всё чаще и чаще меня тянет пройтись по побережью – по самой кромке, чтобы ощутить солёные брызги на лице – то ли брызг, то ли слёз… Побережье представляет собой удивительно живописную картину. Вот это – моя суша. Это – мой океан. А это – разделительная черта: побережье. Моё побережье. Я очень богата. Но только я одна знаю, чем я владею.

У моего побережья причудливый, живописный рисунок. Здесь имеются уютные бухты, где я отдыхаю душой. Здесь – и широкие ветреные заливы, где душу охватывает тревога и печаль… Берег то полог – то обрывист, то зелен – то сух и каменист… то ласкает ступни, то больно колет и режет. Но, несмотря на ощущения, идти по побережью нужно всегда босиком.

Порой мне кажется, что линия побережья памяти изучена мной, как линия жизни на собственной ладони. Но – нет. Вон какая-то крошечная речушка доселе невысказанного проточила мою сушу и вырвалась к океану, изменив линию побережья. А здесь – сильные, непрерывные дожди раздумий сгладили угрюмый откос, превратили его в ласковый, пологий берег с нежнейшим песочком… А здесь – ветры печали изрезали, как морщинами, некогда цветущий, радостный склон… превратили его в сыпучие, песчаные отроги, по которым и ходить опасно: гляди – засосут…

Всё меняется. Тёмные ущелья, нависшие над пучиной вод, уже не пугают – главное, уловить тот момент, когда они озарены солнцем мудрости – и тогда увидишь, что там совсем не страшно, как казалось прежде.

Всё меняется: что-то – незаметно, а что-то – резко. Вдруг какая-то часть моего острова обрушивается и в одночасье становится частью океана… А в другом месте океан ненавязчиво и незаметно захватывает территорию. Приходишь на свой любимый бережок – а его уж и нет, одни волны гуляют… Думала: это ещё в настоящем, а всё – уже в прошлом… Думала: это ещё реальная жизнь, а оказалось – уже память о ней…

Случается, однако, когда океан выносит на побережье то, что захватил раньше времени, но всё это в таком раздробленном виде… Можно, конечно, насладиться красотой осколков, можно даже попытаться сложить из них целостную картину, но всё равно не отпускает мысль о том, что вся эта красота принадлежит уже прошлому…всё равно нахлынет очередная волна – и унесёт её уже навсегда…

Что же мне остаётся?… Ну, не так уж и мало. Прежде всего – каждый день, по мере своих сил, совершать восхождения на свои любимые горы. А, иначе, зачем они так призывно сверкают снежными вершинами?…

А в часы раздумий – бродить по берегу океана памяти, неутомимо зарисовывая меняющуюся линию побережья… (Мне с детства хотелось быть художником.)

* * *

Но когда-нибудь… когда-нибудь я вновь соединюсь со всем, что было отнято у меня океаном… когда-нибудь… – когда я сама стану каплей океана…

Я не знаю

Я не знаю, для кого я пишу свои книги.

Да и может ли об этом знать цветок, цветущий посреди безлюдного острова?…

А вдруг – никто его и не сорвёт? Даже и не увидит… И не ощутит его аромата.

А вдруг – никто их и не прочтёт, мои книги? А кто-то прочтёт – да не поймёт. Не поймёт самого главного. И скажет: ты всё про то же. Хотя ты об этом уже писала тысячу раз!

И он будет прав.

Я всё про то же…

Зачем мне это надо – не знаю.

Просто я этим живу. Дышу. Пишу – дышу – живу.

Хотя писание физическое происходит очень редко. Но в голове (и там – ещё глубже) это происходит постоянно. Даже когда сплю. Хотя сплю я совсем мало.

Я ни для кого не стараюсь. И никому не хочу ничего доказать. Или чем-то удивить. Я не хочу кем-то или чем-то казаться. Мне это совершенно не нужно. И не интересно.

Я никогда не писала для денег. Или для славы. Хотя эта дорожка была передо мной открыта. Как перед каждым пишущим. Но я по ней не пошла. Не захотелось. Ясно увиделось: пойди я по ней – и очень скоро это буду уже не я. И слова на бумаге – будут уже не мои. Для денег, или для славы – но не для Бога.

* * *

…Но, сказав грустные слова: «Может, мои книги никто и не прочтёт», – я сказала абсолютную неправду. Точнее так: я имела в виду других людей, иных – тех, с континента…

Говоря так, я не имела в виду моих дорогих и любимых – мужа, сына, дочь. Вот они – мои читатели, пониматели, ценители. И пишу я, прежде всего, для них, конечно. Им я посвящаю свои книги, им я дарю свою любовь, свои воспоминания, свои мысли – как дарят цветы: берите! это – вам! я вас люблю!